Боссу не откажешь: маленькое счастье в нагрузку

Ермакова Александра Сергеевна

Села на него, как на домашний, вытянула ноги и прижала ступни к холодной напольной плитке. Чёртова юбка-карандаш задралась от неизбежного скольжения по дивану, блузка чуть выпала из-за пояса. Вид крайне глупый, никогда больше этот комплект “Людмила Прокофьевна Стайл” не надену! да ещё мозоли просто дьявольская, аж нейлон к коже прилип.

Мерзко, но это моё наработанное! Подтянула ступню и стала изучать красную пятку, шипя от боли. Хорошо хоть одна осталась, можно решить проблему с тем, как теперь добираться не то что до дома, до лифта!

— Что

с вами?

Я вздрогнула, но голову поднимать не стала, матерясь про себя.

— Что-то с ногой? — продолжал за моей спиной требовательно волноваться господин Кирсанов. От его голоса приятного на руках поднялись волоски, а щёки заалели… от стыда.

Сижу в ужасной позе, юбка задралась, блузка в беспорядке, босая и с уродливой мозольной пяткой. Ещё и волосы к вечеру от увлажнителя порадовали безумными кудрями.

— Вы онемели? — теперь он ещё и недовольно рявкнул. И я вздрогнула с кивком, и только потом повернулась к нему.

Роман Игоревич выглядел очень неформально. Без пиджака и галстука. Волосы чуть взъерошены, глаза от компьютера красные, усталые. Как в ТОТ вечер.

Меня прошибло ужасом воспоминания, в которое я так часто возвращалась и наверное Кирсанов это понял — помрачнел и задумчиво скользнул взглядом по моим ногам.

— Мозоль… от… новых туфель, — когда двинулся в мою сторону, сбивчиво пробормотала я, чувствуя себя совершенно не в своей тарелке.

Воспалённый мозг тотчас нарисовал жуткую картинку, где ОН, Кирсанов, на ходу расстёгивает рубашку, завораживая этим действом.

Склоняется… А я как безвольная дева — только смотрю и жду. И тогда он одним рывком подгребает меня под себя. Проводит кончиком пальца по моей губе, оставляя след винной помады.

Не уверена, но в глазах Романа Игоревича прочитала ту же фантазию. Но в отличие от меня — он остановился в шаге от диванчика и теперь я глядела на него снизу вверх, часто и испуганно дыша. Его бормотание: “Вам помочь?”, - скорее прочитала по губам, чем услышала.

Сердце, стучащее в груди, заглушило его голос, оставив только неразборчивую мелодию, которая манила, как флейта кобру.

Как вы… Как вы… Что?

— Как вы пойдёте домой с такой болячкой?

— Буду идти и плакать, очевидно, — шепнула я, не понимая, как комично выгляжу.

Роман Игоревич кивнул, но чувственные губы дрогнули в улыбке. И мои тоже.

Он хохотнул. Я хохотнула следом, а потом мы оба рассмеялись, как будто я отмочила такую шутку, что просто умереть можно.

Кирсанов расслабленно сел на диван рядом со мной, и мы бесконечно долго смеялись, как безумные, пока он случайно не уронил руку так неаккуратно, что попал по пятке, от которой я только успела отлепить нейлон.

Я сначала взвизгнула, а потом зашипела от боли, невольно шибанув его по груди, но он успел перехватить мою руку, придержав в том месте, куда я ему угодила. Теперь уже мы с ним замерли.

— Вы меня ударили? — недоуменно уточнил он.

— Ага, — сдержанно кивнула.

Выглядело

так, будто он самолично прижал мою раскрытую ладонь к своей груди, как раз напротив сердца. Сквозь тонкую рубашку я чувствовала тяжёлые удары, ощущала тепло тела, твёрдость мышц, напрягшихся под моими пальцами.

А потом неосознанно, будто и того было мало, чуть пошевелила рукой. Кирсанов ещё крепче сжал запястье, а его сердце забилось ещё чаще, отдаваясь маятником в моей ладони.

Я опьянела. Натурально, на самом деле опьянела от собственной власти. Он ведь на меня реагировал! Это я сделала! Сама! Одним только движением руки. Невинным, глупым, наивным, а он словно решив, что я вырываюсь, удерживал меня. И взглядом чаровал, просил, молил, хоть и молчал. В глубине его глаз разыгрывался нешуточный огонь похоти. Мне нравилось любоваться этой игрой. Я начинала упиваться своей властью. А потом протрезвела — от этой мысли стало страшно. Это ведь неправильно. Подло по отношению к Максу… радоваться тому, что я влияю на другого мужчину.

— Простите, — махом вернула себе руку. Босиком торопливо прошлёпала к столу, схватила туфли и прямо так бросилась к лифту. Кирсанов не остановил, остался на диване, с рукой у груди, где ещё недавно прикасалась я.

Это страшно! Страшно…

* * *

На следующий день, пока устраивала рабочее место, на пороге появились змеи-акулы, которые с Польски спелись насчёт меня — в этом он уверил в вечернем разговоре по телефону.

— Вау, — ахнули обе и округлили глаза, словно были поражены увиденному. — Выглядишь… — качнула рыжеволосой головой Ксения, будто слов не находила.

— Потрясающе, — за неё закончила Александра, потому что Ксю зависла в своих мыслях и созерцании меня.

— Спасибо, — я как раз крутилась возле шкафа с папками, в которые приходилось рассовывать какие-то сверхважные эскизы, опираясь на длиннющие коды.

На самом деле, очень волновалась из-за того, как сегодня меня принарядил Саймон. Ещё вчера на обеде я проболталась, что мне нужна новая одежда, а после работы моя Крёстная Фея заявила, что всё придумала.

Саймон дружил с кучей кучной всяких модных людей, в том числе с фотографами, один из которых, уж не знаю за какие заслуги, отдал Саймону три баула с последних съёмок.

Вещи новые, не дешёвые, но как выразился Сэм: “Про них ещё в том году забыли, уже не вспомнят! Магазин какой-то предоставил. Тут всё! Что не подойдёт — вернёшь. А вот косметос сама покупай, хотя эти твои фирменные губки — огонь, стоит признать!”

Наряды там были что надо. Никаких “Людмила Прокофьевна Стайл”, всё относительно разноплановое, под наш уговор, и очень красивое. Так что, спасибо Сэму, выглядела я шикарно, но офисно. Бордовое платье с длинным рукавом в облипочку, в тон ему помада, высоченные ботильоны. А волосы выпрямила, зафиксировав хорошенько гелем, чтобы не повторить вчерашний провал с увлажнителем воздуха.