Ботаники не сдаются
Шрифт:
— Очень.
— Где мы, Вань?
— За городом. Там, — Иван поднимает руку, — лежит поселок Черехино, а чуть левее за ним река. Позади нас сосновый лес. Мы часто бывает здесь с ребятами — ночуем в палатках на берегу. Мне нравится этот холм.
Видимо, я затаиваю дыхание и задерживаюсь с ответом, потому что парень слезает с мотоцикла, подходит и встает рядом.
— Не бойся, Катя, я не собираюсь тебя здесь бросать, —
— А я и не боюсь.
Мы переглядываемся и молчим. В дороге мы растеряли городские звуки, и когда все стихает, а глаза привыкают к темноте, я различаю силуэты деревьев и очертания поселка далеко внизу, осознаю простор вокруг нас. Слышу стрекот кузнечиков в траве и ощущаю свежесть легкого майского ветерка, овевающего лицо.
— Удивительно, — говорю. — Знаешь, Вань, оказывается, я соскучилась по настоящей тишине. Только в таком месте и можно понять, насколько суетлива наша жизнь. В ней столько шума. Это как радиочастотные помехи. Лишь поймав волну, можно понять гармонию чистого звучания.
Воробышек не отвечает, да мне и не нужен его ответ. С ним приятно разделить тишину и просто стоять рядом. Вдруг мелькает мысль, что я успела привыкнуть к нему, и он уже не кажется мне ни Клювом, ни самоуверенным позером.
— Что ты скажешь о Женькиных словах? — отзывается Воробышек. — Мне кажется сестра права. Мы действительно с тобой мало что знаем друг о друге. Может, в этом и есть наша причина?
Он недоговаривает: «Причина того, что ты не раскрываешься и танго не «звучит» так, как должен звучать танец», но я и так понимаю.
— А что бы ты хотел обо мне узнать? — спрашиваю в ответ. — Только не думай, пожалуйста, что моя жизнь полна тайн и загадок, и я скрываю от тебя что-то страшно интересное!
Смешок вырывается сам собой, и мне становится неловко. А еще непонятно, что со мной происходит? Взгляд находит взгляд Воробышка, блестящий в темноте, и не хочет отпускать. Я словно натягиваюсь в тишине в ожидании… разговора?
Ну, конечно. Придет же в голову! Было бы глупо здесь танцевать.
— Только отвечай честно, договорились? — Ванька и сам усмехается и сразу становится легче.
— Хорошо. Давай попробуем, — соглашаюсь.
— Итак, что ты любишь больше всего? Можешь рассказать, о чем угодно. Давно я не спрашивал девушку о подобной ерунде.
— Ну…
— О том, что ты любишь читать книги и следишь за научными открытиями, я и сам догадался. Так все же, Катя? Горький шоколад или бисквит?
Мы оба тихо смеемся, и я признаюсь:
— Если честно, и то и другое. А ты?
—
— Теперь моя очередь. Ты жаворонок или сова?
Воробышек отвечает не раздумывая.
— Сова. Я запросто могу не спать до утра. Особенно, если чем-то увлечен. Ночь для меня привлекательное время суток.
Хм. Достаточно откровенно. Возможно, Иван вовсе и не имел в виду ничего такого, что пришло мне на ум, но разочарование и грусть внезапно омрачают момент признания. И все же мы обещали быть честными.
— А ты? — добавляет он.
— Скорее жаворонок. Я была очень исполнительным и послушным ребенком и всегда к концу дня так уставала, что засыпала мгновенно, как только голова касалась подушки. Вот и сейчас я легко засыпаю и легко просыпаюсь. Так что ранее утро для меня — хорошее начало дня.
Ванька хмыкает:
— Представляю, как непросто тебе дались ночные рефераты. Кстати, у меня дома ты тоже уснула первой, — улыбается. — И? Признаешься, как тебя называют домашние?
А вот с этим сложнее. Я даже губы закусываю, не зная, как здесь и сейчас прозвучит мое детское прозвище. А вдруг оно покажется ему смешным?
— Ну же, Кать? Смелее, — улыбается парень шире. — Наверняка, Катюша или что-то в этом роде.
— Э-э, нет. Я скажу, но пообещай не смеяться.
Воробышек поднимает руку ладонью вверх, как скаут.
— Клянусь!
— Умка.
— Что? Умка? — искренне удивляется он.
— Ты обещал, — напоминаю я строго.
— Умка, — он снова произносит мое прозвище, словно пробует его на вкус. Смотрит как-то по-особенному внимательно. — А что, тебе подходит. Мне нравится! — расстегивает куртку, с шумом вдыхая ночной воздух. — А говорила, что у тебя нет тайн!
Увы, тайны есть у всех, и чаще всего они не очень приятные. Не хочу думать о своей!
— Твоя очередь, — спрашиваю. — Так как тебя зовут домашние, Вань? И, кстати, почему ты живешь один?
— Я живу не один, а с братом. Но он спортсмен и сейчас находится в тренировочном лагере. Так что мы временно отдыхаем друг от друга. А прозвище я тебе свое не скажу, Умка, — Воробышек склоняется к уху. — Не дождешься! Парню в таком признаваться нельзя!
Что? От изумления я поправляю очки. Он серьезно, что ли?!
— Эй! — возмущаюсь. — Так нечестно! — шутливо ударяю его по руке, но понимаю, услышав в ответ смех: не признается. — Ну и ладно! — отворачиваюсь от парня и вскидываю к небу голову.