Бой Святозара. Сыны Семаргла
Шрифт:
– Оскидий, ты говорил, что у тебя родился сын. А почему, ты не дал ему имя? – поинтересовался Святозар, с глухой тоской выслушав речь бывшего ярыжки и с нежностью взглянув на мелькающий пред ним затылок бодро шагающего отрока.
– Да, ваша милость, двадцать дней назад у меня родился сын, – радостным голосом откликнулся Оскидий. – Мы с женой так долго его ждали, уже и не надеялись, что у нас будут дети… А тут сын… мальчик, и такой же красивый как жена, – ярыжка на миг прервался, а наследник оглянулся и увидел счастливое выражение на его лице. – А имя не дали, потому как имя ребенку должен дать… должен дать, по этой значит вере в Есуания, паярыжка Ивникий на тридцатый день после рождения. Какое значит пожелает, такое и даст… А чтобы дал хорошее надо заплатить сто тин, и чем меньше дашь тин, тем хуже у ребенка будет имя.
– Вот глупость какая… мой сын, значит, я и должен давать имя, – негодующе откликнулся Святозар и смахнул с лица долгую паутинку прилетевшую к нему от ветки
– Дашь сам, значит, назовут тебя откольником, и принесут в жертву, – вздыхая, пояснил Оскидий. – Имя должен дать паярыжка, и, принеся в жертву ягненка, помазать правую мочку уха ребенку.
– Мой отец, – проронил шедший впереди Риолий. – Дал мне сам мое имя… поэтому я, Риолий, истинная сила.
– Да, твой отец, дал тебе сам имя, – чуть слышно произнес Оскидий, так, чтобы мальчик его не услышал. – Поэтому его и нет в живых, и если бы не его милость, наследник восурского престола, и тебя бы тоже убили… Охо… хо.
Святозар тоже вздохнул, понимая, что бывший ярыжка прав, если бы он поддался своей тоске по близким, по другам и Родине, вели бы сейчас его Риолия-Аилоунена по этой тропе, Лесинтий, Винирий и Оскидий на смерть. Наследник суетливо передернул плечами и принялся разглядывать меняющуюся кругом него местность. Спустившись вниз со склона горы, на вершине которого рос тот самый красавец вяз, они оказались на небольшой поляне поросшей дубовыми деревцами. Миновав каковую сызнова продолжили спуск с высокого, пологого склона горы, на котором росли низкорослые, дубовые деревца, а кое-где встречались совсем маленькие сосенки. Сами дубочки были ужасно корявыми, с огромными, сквозными дырами и щелями внутри стволов, а порой и вовсе показывали полые, пустотелые внутренности, и стояли эти деревца, точно посаженные в ряд и казались со стороны, вроде обиженными кем-то. Чем ниже спускались с возвышения, тем чаще встречались пеньки, да срубленные, и наваленные в здоровущие кучи ветки деревьев. Наверно тот, кто рубил деревья, забирал потом лишь стволы, а сами ветви бросал, хотя многие из них можно было также порубить и использовать в топке. Земля кругом поросла пожухлой, блекло-грязной травой, сверху припорошенной опавшей листвой и сухой хвоей, а потому и сам склон чудился порушенным, несчастным или обойденным долей.
Однако вскоре деревья, обиженные на нерадивость человека и вовсе пропали и место их на взлобке заняли заросли колючего шиповника, а кое-где терна. Тропа, ведущая вниз с горы, была протоптана в усыпанных зелеными, едва покрывающимися краснотой ягодами, кустах шиповника. Некоторое время спустя пологий склон сошел на нет и впереди прямо под горой Святозар увидел раскинувшиеся небольшие участки земли, огороженные низкими плетенными из ветвей заборами. На участках поросшими травой, какими-то не высокими кустами, находились кособокие, низкие дома и такие же кособокие, низкие хозяйственные постройки. Что дома, что постройки были неопрятного, неприятного на вид темно-бурого цвета. Риолий спустившись со склона, повел следующих за ним, повдоль одного из заборов, и наследник хорошо смог разглядеть жилище неллов. Оно было построено из глины вперемежку с сухой травой, а вместо крыши лежал в виде шатра высохший переплетенный меж собой камыш. Одно оконце, было настолько малюсенькое, что наверно в доме всегда царил полумрак. Стекло в нем смотрелось выпукло-бурым, и даже издалека было заметно, что оно покрыто толстым слоем грязи и пыли. Дверь плетеная из более толстых веток, до конца не прикрывала проем в дом, а потому просматривались широкие щели как вверху над ней, так и внизу под ней. Из крыши торчала короткая, наполовину развалившаяся, и вся закопченная труба. Рядом с домом поместился и вовсе крохотный ушедший в землю, низкий сарай, обнесенный загоном из веток. В том загоне прямо в перемешанной, землей и навозом, грязи лежала худющая и такая же немытая свинья. Святозар перевел взгляд с построек, с несчастной, словно умирающей свиньи, которая не просто не поднимала головы, но уже даже и не хрюкала и посмотрел на участок. На участке почти ничего не росло, лишь несколько коротких кустов, с почти облетевшей листвой, да невысокое, ужасно-нелепо обрезанное или обломанное дерево. Сам участок вес порос бурьяном, и на нем ничего кроме зеленовато-бурой травы не различалось.
А рядом с дверью дома, на такой же перекошенной и кособокой, как и само жилище, лавке, опершись на стену спинами, сидели женщина и мужчина и очень тихо разговаривали. Однако увидев проходящих мимо двора людей они на миг прервали свой разговор, испуганно и удивленно уставились на идущих, а после указывая пальцами на Риолия, что-то зашептали друг дружке. Святозар посмотрел на этих людей и тяжело вздохнул, потому что не только их дом, их земля, их свинья, но и сами они были неопрятные, немытые и худющие.
Риолий шел, не обращая не на кого внимания, вдоль забора, а когда он закончился, повернул налево и вышел на земляную дорогу с огромными ямами и рытвинами по поверхности, и только тогда остановился. Святозар ступил на дорогу и огляделся, деревня в которой жил мальчик была небольшой, дворов пятнадцать. Дворы лежали вдоль дороги справа и слева от нее. Сами дворы были узкими и короткими, справа также как и слева, они краями выходили, упираясь в пологие и высокие горы, поросшие почти до середины склона зарослями шиповника и терна. Святозар безмолвно посмотрел на эти колючие кустарниковые взлобки и подумал о том, что неллы, постарались на славу, превратив некогда богатые лесами, зверьем и птицами Ултакские горы, в бедные, безжизненные места, где за все утро лишь там, на вершине горы, где пока еще рос вяз и могучие красавцы деревья, слышал он тихое щебетание и трели птиц. Даже дети Пана Виевича, которые когда-то захватили Ултакские горы, не позволив поселиться тут гомозулям, были к природе и то более благосклонны, и на протяжении веков не уничтожали красоту этого края. «Интересно, – подумал наследник. – Живут ли они еще в Ултакских горах, или убежали от безумия неллов. Вот же смех, дети Пана, бояться неллов и Есуания… вот это извратил Чернобог веру, вот это натворил делов».
– Святозар, – прервал раздумья наследника Риолий, и, протянув руку вперед, указал на находящийся справа от дороги пятый по счету дом, такой же низкий и кособокий, как и все другие. – Это дом деда.
Наследник глянул туда, куда указал мальчик и увидел около дома деда, привязанных коней, да небольшую крытую повозку, похожую на восурский рыдван, которую даже не распрягли, наверно ожидая скорого отъезда. На облучке той повозки сидел маленький, худенький, с непомерно большой головой, седенький старичок, попеременно т-пркающий и осаживающий лошадей.
– Лесинтий, Винирий, – подозвал воинов Святозар. – Подойдите ко мне, – воины тотчас повиновались, и, приблизившись, встали подле Риолия. – Помните вы дали клятву, оберегайте вашего правителя, и идите втроем чуть позади, а я и Оскидий пойдем первыми.
Оскидий поравнялся со Святозаром, восхищенно посмотрел на него и тихим голосом спросил:
– Может мне вас, ваша милость, представить Ивникию, он до смерти боится, всякие длинные слова и титулы.
– Представить, – раздумчиво произнес наследник. – Что ж представь, пусть знает сразу с кем будет разговаривать. – Святозар потер пальцами свой шрам на щеке, посем перевел взгляд на свой перстень, оный несмотря на возвращение из Пекла, и несмотря на такой яркий, солнечный день, продолжал тускло гореть кроваво-красным светом и поморщившись, убрав руку от лица, добавил, – но скажешь, ты, вот как. – Он приблизил губы к уху Оскидия и тихо шепнул, что-то лишь слышимое ему.
– Хорошо, ваша милость, так и скажу, – довольным голосом отозвался Оскидий, и так как Святозар уже пошел, двинулся следом, не отставая от него ни на шаг.
Святозар шел и оглядывал кругом дворы, наблюдая одинаковые убогие дома и постройки, неухоженные участки, грязных животных и таких же грязных, неухоженных людей. Этот день был необычайно солнечным и теплым, не единого облачка на голубом небе, но в эту затхлую деревню, казалось и вовсе, не опускались лучи солнца, и окрест было как-то сумрачно, блекло, и даже холодно, а воздух был наполнен стойким запахом навоза, грязи и сырости. И, что больше всего поразило Святозара так это необычайная тишина в деревне… Не было слышно ни блеянья овец, ни меканья коз, ни хрюканья свиней, ни кукареканья петуха. Создавалось впечатление, что в деревне не было не только домашней скотины или птиц, но даже и людей. Наследник огляделся, и в некоторых дворах, заметил мужчин и женщин, и даже стариков, все эти люди либо недвижно сидели возле своих домов, либо также бесшумно, что-то делали на участке, Святозар на миг остановился, и, обернувшись, посмотрел на дворы, что остались позади него и догадался, почему так тихо в деревне… В деревне было тихо, потому как тут не было детей, не раздавалось громких, веселых криков малышей, смеха отроков, разговоров дев и юношей. Запустение царило не столько в жилищах и на земле, сколько в душах жителей деревни.
И сызнова тяжело вздохнул Святозар, глянул на светлое лицо Риолия, на его серьезный, чуть обжигающий взгляд голубых глаз, и, развернувшись, пошел вперед по дороге прямо к крытой повозке, которую неллы называли колымагой. Подходя ближе к колымаге, наследник услышал страшный храп плывущий из нее, и на морг почудилось ему, что это из Пекла вырвался Горыня, залез внутрь повозки и заснув, теперь издавал эти ужасные хрипы и бульканье. Возле дома деда на лавке сидели три воина, небрежно одетые. Они воткнули в землю свои пики и повесили на них шлемы. Воины, увидев идущих, поднялись и неторопливо направились к плетенной из веток калитке, а подойдя к ней, один из них, шедший первым, злобно пнул ее ногой. Створка калитки распахнулась, открывая путь воинам, и благоразумно зацепилась одним концом за забор. Воины все также неспешно вышли на дорогу, двое из них немного прошли по ездовой полосе навстречу наследнику и Оскидию и остановились, а третий встал на подножку колымаги, и, заглянув вовнутрь нее, негромко принялся будить паярыжку. Хрипы и бульканье в тот же миг прекратились, дверь колымаги открылась, и из нее вылез не высокий, полноватый человек, с очень красным лицом, маленькими глазками и седыми волосами. Он был одет в темно-серое, как и у Оскидия одеяние, а прямо на волосах у него сидела плоская, круглая шапка ярко-свекольного цвета.