Боярич
Шрифт:
Глава 10. Беседы в «Беседах»
Встреча с Гдовицким, на которую я так и не попал ввиду форс-мажора, двойного такого, блондинистого… состоялась лишь спустя неделю, после фееричного выступления Федора Георгиевича в амплуа разъяренного хозяина дома.
Полигон был занят спускающими пар кузинами с кузнечиком, так что долгожданная встреча прошла на небольшой рыбацкой заимке недалеко от имения, куда я повадился ходить на рассвете, уж больно клев хорош. Да и не мешает никто. Еще бы снасти потолковее…
Разговор с Гдовицким получился несколько сумбурным,
— Силен. — Констатировал Владимир Александрович, покрутив в руке снятый с запястья браслет с потрескавшимися кристаллами. — А ведь это военная модель. Спецзаказ. Наш завод сделал… Хм, и каков же радиус действия этой твоей техники, а?
— Небольшой. — Честно… ну, почти честно ответил я. Зачем ему знать, что этим приемом можно еще и точечно бить, по конкретным целям, так сказать. И дальность тут… ну, в пределах видимости.
— Понятно. Не доверяешь, значит? — И что тут говорить? Пожал плечами в ответ.
— Хм… М-да. Кирилл, а ведь я перед тобой извиниться должен.
— За что?
— Так ведь, получается, что это я тебе жернов на шею повесил… в смысле, два жернова. Ну, близняшек, то есть. Я ж, как увидел на мониторе, что ты камень голой рукой в щебенку превратил, сразу боярина в пультовую позвал… Ну, а дальше, сам понимаешь…
— Понимаю. — Медленно кивнул я. Ой, брешет Владимир Александрович, ой брешет родимый тренер. Ты эту подставу раньше задумал… иначе бы откуда деду знать о пакете с юридической информацией в моем браслете? Вопрос: когда? И зачем…
— Во-от. — Протянул мой собеседник, пытаясь рассмотреть что-то в воде. С нашей-то стороны, купол прозрачен, как слеза…
— Я не в обиде, Владимир Александрович. Рано или поздно, отцовы техники все равно вскрылись бы. Почему бы и не сейчас?
— Хм. Кстати, а где ты записи отцовы хранил? — Поинтересовался Гдовицкой и, заметив мой вопросительный взгляд, пояснил, — ну, теперь-то уж чего скрывать?
— А я и не собираюсь. — Усмехнулся в ответ, и постучал себя указательным пальцем по виску.
— Не понял. — Опешил тренер. — Он что, вложил их тебе в голову? Ребёнку? Зачем?!
— Он не хотел, чтобы записи хранились где-то, кроме его семьи. Мы слабые стихийники, и эти техники, наш единственный козырь. — Как я пою, как я пою. И ведь почти не обманываю. Среди помутневших детских воспоминаний Кирилла, моменты, когда отец учил его контролю Эфира, выделяются удивительной яркостью и полнотой, и мальчишка действительно называл их «записями»… но, то же самое я могу сказать и о моем изучении собственного дара Там.
— И ты можешь так же?
— Пока нет. — Усмехнулся я. — Вот, стану грандом, тогда и возьмусь за изучение техники наделения памятью. А пока, увольте. Не хочу сгореть.
М-да, надо было видеть глаза Гдовицкого. Изумление в них так и плещется. О, а теперь задумался. Считает господин начальник СБ, анализирует. Ну-ну…
— Ха-ха… а ведь боярин что-то такое подозревал. — Вдруг рассмеялся Гдовицкой. — Точно. То-то он… Эх, ладно. Теперь понятно, с чего он решил тебя основателем младшей ветви сделать. Предполагал, значит, Георгий Дмитриевич, что тут не все так просто… Поздравляю, Кирилл. Основание младшей ветви, событие редкое. А уж стать ее первым главой, и вовсе честь немалая. Радуйся.
Ну да, ну да. Младшая ветвь, это конечно круто. Верх мечтаний, да. Но, на хрена мне эта кабала? Вечно ходить под старшими Громовыми? Знать, что по первому свистку я должен явиться к главе рода и исполнять его волю… Не-ет уж. Спасибо. Здесь, из плюсов, только возможность свалить из имения… В остальном же сплошные минусы.
— Радоваться? Чему?
— А что мало поводов? Боярский титул, пусть и младший, перспективы. Деньги, в конце концов. — Усмехнулся Гдовицкой, но наткнулся на мой скептический взгляд и, на миг запнувшись, договорил уже совсем другим тоном. — Ну, ты же согласился.
— А у меня была другая возможность? Я два часа просидел под прицелом дедова огненного шторма. Весьма убедительный аргумент в переговорах, как оказалось.
— М-да… — Помолчав, проговорил Владимир Александрович.
— Дед пригрозил изгнанием, если я не приму его условий. — Не спуская глаз с Гдовицкого, проговорил я. Впрочем, здесь, кажется, и так уже все ясно.
— Как всегда, дипломатичен. — Качнул головой Гдовицкой, и, словно задумавшись, заговорил отрешенным тоном. — Несовершеннолетнему, изгнанному из рода, даже просто выжить тяжело. И путь наверх закрыт, абсолютно, то есть, у простолюдинов, и то возможностей куда больше. Никто не возьмет изгнанного в боярские дети, никто не примет его на серьезную должность, будь у него хоть пять высших образований… понимаешь? Ни при каких условиях. А ведь, в твоем случае, всё и так к этому шло. Думаю, аккурат на шестнадцатилетие, с наступлением частичной дееспособности, тебя и изгнали бы. А там, пара лет в интернате, с обучением какой-нибудь востребованной, но низкооплачиваемой профессии, и лети, пташка.
— Да уж, то-то мне кузины с тетушкой все уши на эту тему прожужжали. — Поморщился я.
— Хм. М-да. — Гдовицкой запнулся, но тут же продолжил свое бормотание. — Изгнание, это далеко не эмансипация… Там, по крайней мере, есть хоть какие-то перспективы. Родовитые их особо не притесняют. Ну, не больше, чем других простолюдинов… Но тут уж ничего не поделаешь.
— Как и в моем случае. — Прервал я затянувшиеся объяснения собеседника. — Лучше скажите, когда будет проведена церемония.
— Через неделю. — Пожал плечами мой собеседник, приходя в себя.
Понятно. Времени у меня осталось всего-ничего. Надо решать… Пока, я еще могу это делать. Плюнуть на устную договоренность с дедом и слинять, или… А вот, что «или», додумать я не успел. Гдовицкой вздохнул и, покрутив в руках папку, с которой пришел на эту встречу, протянул ее мне.
— Ладно, Кирилл. Я, собственно… вот зачем пришел. — Проговорил тренер. — Не знаю, как там оно все дальше повернется, но негоже бояричу без собственных средств сидеть. Посмотри, почитай.
— Это что? — Недоуменно спросил я.