Боярин
Шрифт:
«Черт, одни убытки, если добавить к этому посеченные брони, то набег обошелся недешево. Понятно, почему на Руси такой спрос на татарских лошадок. Свои конюшни у князей и бояр вряд ли смогут восполнить потери в лошадях. Все-таки война – дорогое удовольствие. Но добыча, надеюсь, с лихвой покроет потери. Главное, остаться в живых и победить, мертвым-то добыча ни к чему. А мертвым стать – плевое дело», – машинально Андрей потрогал шишку на затылке и вспомнил холодок в сердце, когда в спину ударила татарская стрела, когда его, беспомощно распластавшегося на сырой земле, чуть не зарезали.
Бывшие полоняники, щеголявшие
– А дети где? – хриплым голосом поинтересовался князь у Семена.
– Какие дети? – На лице парня отразилось искреннее недоумение и озабоченность состоянием господина, а ну как повредился головой после удара?
– Татарские.
– В повозках сидят, кто помладше, а стариков того… Порешили их… – обычным голосом поведал страшную новость Семен.
– Собираемся и быстро уходим, – к Андрею верхом на вороной кобыле подъехал бледный как мел Константин Федорович и тяжело сполз с коня.
Байдана боярина залита кровью, на боку в доспехе огромная прореха. Это ж надо так постараться, чтобы просечь байдану, видно, с отменным бойцом свела судьба резанца.
– Раненых я распорядился положить в повозки. Убитых тоже с собой заберем. Потом схороним. Тяжело раненных своих я отпустил с богом. Твоих трое полегло, да двое пацанов пораненные сильно. Не жильцы они. Добивать сам будешь или мне добить? – деловито спросил Костя.
В обязанности каждого русского боярина входило отпускать с миром своих безнадежных раненых, вольных и холопов, без разницы. Раз продали свои жизни боярину, то эту печальную обязанность должен был исполнить Андрей лично.
– Сам отпусти, не смогу я, – нарушая обычай, попросил друга Андрей, понимая, что это единственно правильное решение – нельзя рисковать живыми ради тяжелораненых.
«Это ведь первый их бой, – успел подумать Андрей и снова согнулся в порыве рвоты. Освободив желудок, он снова обрел возможность мыслить. – Сотрясение получил, видать, приличное, вот ведь как блевать тянет… Но авось обойдется».
От костра к Андрею, держа на вытянутых руках деревянную миску, шел Федька. Подойдя к господину, парень протянул миску со словами:
– Испей, государь. Отвар это. Дюже хорошо помогает силы восстановить.
Воняло пойло страшно, превозмогая себя, Андрей маленькими глоточками осушил емкость. Действительно, как-то незаметно головокружение прошло, и боярина потянуло в сон.
– Пойду-ка, я прилягу, – сообщил князь Семену и направился обратно к ковру.
Через два часа выступили в обратный путь, но Андрей еще спал, перенесенный заботливыми братьями на телегу. Стоило тронуться в путь, как от тряски он проснулся. Небо сильно затянуто тучами, что не радовало. К вечеру небо, слегка прояснившееся, снова заволокло тучами, и пошел небольшой дождик, но следом за ним показалось яркое солнце, и в воздухе стало просто душно.
Костя
Андрей, сидя в телеге, еще долго наблюдал кружившееся над местом побоища воронье. Стервятники словно сигнализировали всем в округе: русские пришли, беда пришла! А собственно, почему русские? Татары сейчас режутся, борьба за власть у них идет не на шутку. Вполне побоище могли устроить сами татары, успокоил себя Андрей, прикрывая глаза и пытаясь уснуть на постоянно подпрыгивающей на кочках телеге. Телега – это еще гордо сказано. Примитивная повозка состоит из двух продольных досок, положенных на две оси, на которые надеты четыре колеса. Вдоль досок сделаны узкие бортики. Борта связаны двумя-тремя веревками, на которые брошены сшитые бараньи шкуры. Получается нечто похожее на качели, служащих сиденьем для путников и поклажи. Возница всю дорогу попеременно, то стоит во весь рост на передней перекладине, то сидит на специальной дощечке. Если груз достаточно тяжел, то в такую телегу запрягают от двух до пяти лошадок. Подводу, на которую уложили Андрея, трясло неимоверно, потому князь на следующий день скрипя зубами перебрался в седло. Тоже трясет, но не так сильно. Колено уже не ныло так сильно, и вполне можно было сидеть в седле, вот только тупая боль в спине давала о себе знать, там синяк образовался размером с блюдце.
– Мы с братьями два на десять татар из пищалей положили, – отчитывался Сенька. – Но все равно, если бы не наши татары с Афоней и его мальцами, беда была бы. Надобно нам было с братьями из лука стрелы кидать. В эту пищаль-самострельную пока найдешь татарина, столько ударов сердца пройдет, за это время я бы пять стрел успел кинуть.
– Зачем же вы в оптику все время смотрели? – удивился Андрей, покачивая головой. – Моя вина. Учить вас еще нужно.
– Дядька Афоня много крови потерял. Ты посмотри его, княже, – перевел разговор на другую тему Семен при приближении резанского боярина. Костя, несмотря на рану, метался от головы обоза в хвост и обратно, поторапливая всех грозными окриками.
Это было лишнее, люди и так торопились, но Костя таким образом выпускал напряжение. Пускай ругается, Косте можно.
– Овец я распорядился связать и на коней забросить. Так быстрее пойдем. Иначе не уйдем.
– Хорошую добычу взяли? – поинтересовался Андрей.
– Грех жаловаться, – поглаживая бороду, ответил озабоченный чем-то боярин, – одних панцирей дюжину взяли да в телегах посеченные кольчуги нашли. С собой паршивцы хлам таскали, кузнеца в степи днем с огнем не сыщешь.
– Ты как сам? – поинтересовался Андрей, глядя на перевязанный холстиной бок боярина. Повязка вся пропиталась кровью.
– Держусь. Достали меня бесермены. Доспех просекли начисто. Кольчуга спасла. Так, порез небольшой. В горячке боя не сразу и заметил. Руды много вытекло, потому слабость чувствую. Афоне, стрельцу твоему, тоже досталось. Рана пустячная, я смотрел, но руды мужик много потерял. Я должник Афоне. Закрыл он меня в сече. Не окажись Афанасия рядом, лежал бы я сейчас в телеге с побитыми, – боярин перекрестился и тяжело вздохнул.
– Авантюрист ты, Костя.
– Кто? Какой такой вантюрист? – боярин не понял Андрея, враз насупившись. Поди бесчестит его друг?