Боярский эндшпиль
Шрифт:
– Ну что, Олег Викторович, как ты и говорил, следы ведут в Кирполь.
Тощий кивнул, недовольно поморщился.
– Торгаши. Как что поганое найдем, всегда к ним все ведет. Что скажешь, Иосиф?
Румяный огляделся, показал рукой.
– Пойдем, там вроде стол есть.
Мы прошли в небольшой зал с обеденным столом, судя по посуде, спешно уносимой куда-то приказными.
Иосиф смахнул несуществующую крошку, разложил по углам стола четыре кристалла, над столешницей появилась карта.
– Вот здесь, – показал он на яркую точку, – тот самый склад, ваша светлость. Пыль везли из Кирполя,
– К чему такие сложности? – поморщился Тятьев.
– Кто их знает, – сыскной дьяк пожал плечами. – Пытаем, но попалась мелочь, не знает ничего. Так вот, у этого купца, Свешникова, племянник на складе у Курова работал. И надоумил его дядя листы со склада таскать, а взамен отдавал похожие, с обычной киноварью. Мы племянника этого еще тогда нашли, на дыбе висит, дядю уже сдал с потрохами, а вот найти Свешникова не могли. И тут объявился. Жена говорит, что рухлядью торговал, а получается – еще и пылью приторговывал.
– Ясно. А пыль, значит, он в Кирполь отвозил?
– Ну, отвозил – это сильно сказано, – пояснил второй сыскной, Косолапов. – По нашим подсчетам, выходило у него в год щепотей двадцать, не больше.
– И стоило из-за такой мелочи мараться? – недоуменно покачал головой Хилков.
– Ну это вам, ваше сиятельство, мелочь, – Лапник хихикнул. – А для мелкого купца сто золотых тоже доход. Да и себя не забывал, лекари вон говорят, не меньше пяти щепотей себе втер, пока грибница прорастать не начала.
– Не сходится, – Хилков задумчиво посмотрел на сыскных дьяков, на меня, на Тятьева, на распахнутую дверь, соединил ладони, резко развел в стороны. Над нами оранжевыми всполохами силовых линий замерцал купол, отрезая от остальных. – Давай, не темни. Что нарыли?
– Защиту поставили? – Косолапов огляделся.
– Да, – Хилков нетерпеливо передернул плечами.
– Есть неувязочка. Торговля пылью в Кирполе шла через Митяя Хромого, а он у нас на крючке давно. Так прикинули мы, не было столько товара у Свешникова, чтобы и себе оставлять, и Митяю продавать.
– Намного?
– Раз в двадцать.
– Может, еще кто?
– Всех на складе растрясли, только вот Свешников додумался до такого, остальные по чуть-чуть себе воровали, это уж, как водится, но там слезы, а не товар.
– Ясно, – Тятьев кивнул. – Думаешь, откуда-то еще получал?
– Вот тут, – Косолапов ткнул в карту пальцем, отчего на ней зажглось небольшое красное пятнышко, – деревенька есть, Полесная, Свешникову от матери досталась. Несколько дворов всего. Так люди говорят, что давно уже не видели из нее никого. Словно пропали.
Хилков внимательно посмотрел на меня.
– Мы, Марк Львович, сейчас поедем, проверим одно местечко. Если с нами соберетесь, милости прошу. Но вот вызывать подмогу не надо, если там то, что я думаю – спугнем. Вы человек новый, поэтому предупреждаю сразу – вы только наблюдаете, а всю работу мы сами сделаем. Договорились?
Я кивнул головой. Раз так принято, чего мне со своим уставом лезть. Ну а если обманул, и сделаю по глупости что-то не то, уволят меня как пить дать, выгонят взашей. Излишняя доверчивость, она иногда помогает.
Во дворе приказные спешно рассаживались по повозкам. Деревенька купца Свешникова находилась в стороне от главной дороги, если отъехать от города километров пятнадцать, то на север еще двадцать пять – тридцать, через леса. Вытянутое с востока на запад Жилинское княжество граничило там с Великим Рязанским, так деревенька находилась километрах в пяти от границы, в самой гуще леса.
Кавалькада повозок растянулась на сотню метров, наших две – сыскные уселись ко мне, а в их телеге разместились шестеро чернокамзольников, и еще три повозки с остальными приказными. При движении в колонне скорость задает самое медленное транспортное средство, так что сначала мы плелись со скоростью километров двадцать пять в час, не больше. И все равно приказные повозки отстали, после чего Тятьев не стал их дожидаться, а наоборот, только ускорился. Так что к повороту на север выскочили только наши две повозки, остальные плелись где-то за пределами видимости. Тятьев затормозил, вылез из своего роскошного тарантаса, подошел ко мне.
– Ждать не будем. Все равно на месте осматриваться, так что давай, Марк, держись за нами. Иосиф, ты подожди остальных, от них все равно вначале никакой помощи не будет, и выдвигайтесь, как сможете. А Митрия с собой возьмем, будет с тобой связь держать. Он что, опять спит?
– Вы не обращайте внимания, как до дела дойдет, шустрее нас с вами будет, надежный человек, – Лапник похлопал по плечу уютно сопевшего Косолапова, вылез из повозки, запахнул поплотнее тулуп.
– Думаю, вчетвером управимся на первое время, – Тятьев кивнул, побежал к своему пепелацу, тронулся.
Без аутсайдеров дело пошло живее, мы разогнались до сорока километров в час, не меньше. Заснеженная дорога, хорошо укатанная и расчищенная, легко ложилась под обтянутые цепями колеса повозки, сыскной дьяк проснулся и молча смотрел в окно, не донимая меня беседами, так что я спокойно наслаждался видами русской природы. Солнце уже чуть поднялось над горизонтом, освещая бескрайние леса и равнины. Буквально через пять километров от перекрестка мы въехали в лес, дорога стала петлять, по холмистой местности повозки то замедляли ход, поднимаясь, то разгонялись вниз под горку, приходилось следить, чтобы вот так не вылететь куда-нибудь в целину.
Но обошлось, хотя экстремальное вождение – не мой конек. Одну бы мою знакомую сюда, отмороженную на всю голову, вот уж она любила гонять по любой трассе на своем «Лансер-Эволюшн». Хотя что это я ее уже второй раз за неделю вспоминаю, не к добру это.
Лес, сначала перемежаемый вырубками, становился все гуще, пока не превратился в непролазную чащу. По моему внутреннему таймеру, мы ехали уже больше часа, а по карте – практически приехали, не больше двух километров осталось. И точно, повозка Тятьева начала притормаживать и окончательно остановилась перед развилкой. Основная дорога уходила чуть правее, а влево шла накатанная колея. Из окошка повозки боярина высунулась рука, махнула в нужную сторону, и мы тихонько тронулись по узкой дорожке, уходившей прямо в чащу.