Боярский эндшпиль
Шрифт:
– Укреплен, – с каким-то непонятным удовольствием в голосе произнес он. – И хорошо так. Слышь, Север, тут минимум четвертый круг сидит. А то и третий.
– Что третий, что четвертый, – Тятьев обошел меня, потыкал наст носком сапожка. – Вдвоем мы его раскатаем. Главное, ты, Марк, не мешайся, позади стой. Но не сейчас, сейчас ты как раз иди вперед и нить эту отслеживай, я-то ее не вижу, но чувствую, непростая она. У нас в приказе…
– Так и сделаем, – прервал его княжич. – Марк, что видишь?
Когда знаешь, что и где искать, найти и
Про искры я сказал – ну чтобы показать, что не последний член коллектива. Тятьев неожиданно оживился.
– Давай, как искру увидишь, подай знак. Куда смотреть?
Я показал, где точно проходит нить, даже создал небольшого светляка и подвесил его рядом. А как только увидел крохотную вспышку, хлопнул в ладоши.
– Есть, – довольно улыбнулся боярин. – Я тоже увидел. Олег, ты как?
Тот только руками развел.
– Это вы такие глазастые, я, сам знаешь, больше разрушать могу. Ладно, что дальше делаем?
– Идем, – Тятьев мотнул головой, – смотри, дорога прямо в направлении границы, параллельно основной идет, значит, через несколько километров уже Рязанщина. Если до этого не найдем ничего, будем выбираться и подмогу ждать, тем более что где-то через час они все равно на развилке будут. По карте – деревня эта неподалеку от той поляны была, значит, карта врет.
– Одно из двух, – продолжил Хилков, – или деревеньки нет больше, или не было никогда, бывает такое, придумают, чтобы статус свой поднять или дворянство вдруг получить служивое. Но хватит рассуждать, уже обед скоро, а мы все телимся.
Тятьев согласился, и мы зашагали по ровной, хорошо укатанной дороге. Первый вопрос, который бы я задал – как эта дорога стыкуется с той, по которой мы ехали. Но раз у моих коллег это удивления не вызвало, то я тоже решил пока собственным невежеством не щеголять. Тем более что всего через несколько минут мы вышли к очередной развилке.
Путь разделялся на три, прямо как в народных русских сказках. И валун стоял прямо посреди дороги, вот только надписей на нем никаких не было. Человеческий череп на верхушке мрачно наблюдал за нами, создавая необходимый настрой опасности и предстоящих невзгод, сигнальная линия доходила до точки над ним и вертикально вниз уходила в правую глазницу.
– Направо пойдешь – коня потеряешь, – тихо сказал я.
– Что-что? – переспросил княжич.
– Сказки такие у нас в Пограничье есть. Про вот такие дороги с валунами, только на них еще надписи. Направо пойдешь – коня потеряешь. Налево пойдешь – смерть найдешь.
– А прямо?
– А прямо у нас никто не ходит, – вздохнул я. – Все огородами какими-то.
– И как выбираете?
– Монетка. Подбрасываете монету, на какую сторону упадет, туда и идем.
Хилков покопался в кармане, достал золотой, подбросил. Монета воткнулась ребром в наст.
И мы пошли прямо. Княжич монету поднимать не стал – видимо, не по чину ему за всякой мелочью наклоняться, а я постеснялся как-то. Но на монету следящий конструкт наложил, чтобы на обратном пути случайно к ботинку прицепилась. Вот действительно, мелочь, даже по моим капиталам, а жалко – четыре грамма золота вот так оставлять.
– Правильно, – одобрил мои действия Тятьев, – тут неизвестно что начаться может, якорь всегда не помешает. Молодец, Марк.
И действительно, началось.
Мы прошли по дороге минут пять и вышли снова к этому валуну. По совершенно прямой дороге и точно к этому – монетка так и стояла на ребре. Причем вышли мы справа, хотя по моим ощущениям дорога была совершенно прямая, никуда не сворачивала. Обратно по той же дороге мы снова вышли к валуну, но уже слева. Третий раз Тятьев с нами не пошел, остался дожидаться возле монеты. И правильно сделал, левый путь тоже вел к валуну, только вернулись мы по той дороге, по которой пошли в первый раз.
– Мне надоело, – пожаловался Хилков. И саданул чем-то очень мощным по булыжнику.
Тятьев-то устоял, а меня снесло метров на десять и отбросило на снег, вдавило наполовину.
Вместо валуна на дороге зияла яма метра три в диаметре, с черными оплавленными краями. А прямо над ней висел как ни в чем не бывало череп. И вот не знаю, как ему это удавалось, но улыбался, какое-то время.
А потом разлетелся на куски, каждый из которых так и норовил в нас попасть, только щиты не пробил.
Пока мы пялились на это представление, сзади раздался треск. Деревья смыкались за нашей спиной, Хилков бросил огненный шар в заросли, но огонь бессильно стек вниз, словно каждая веточка была покрыта противопожарным составом.
– Север, щит, – выкрикнул княжич, вытягивая руки вперед. С его пальцев сорвались зеленые искры, сначала ровно десяток, потом они вспыхнули, и на месте каждой появилось еще по десятку, и еще, и еще, пока не образовалось большое облако, которое, впрочем, быстро распалось на комочки, которые подлетали друг к другу, цеплялись и отрывались, вытягивая зеленые нити. Огромный комок зеленой пряжи начал растягиваться, образуя паутину. Там, где она касалась растений, те рассыпались в пыль.
Тем временем боярин с ленцой взмахнул руками, и над нами появился плотный купол – подобный, только в виде щита в руках лже-Ждана, я уже видел, когда доставал из-под земли таинственный сверток. Незнакомые мне символы, похожие на германские руны, горели ярким оранжевым пламенем. Мой негибкий внутренний помощник сообщил, что изучается новый алфавит, но мне было не до служебных сообщений.
Сеть развернулась метров на пятьдесят и неслась по дорожке, уходившей прямо, расширяя ее до тех же пятидесяти метров. Видно было, как что-то пытается ее увести вправо, но она сопротивлялась, держала направление. Удалялась быстро, буквально несколько секунд, и она продвинулась почти на двести метров. И внезапно остановилась.