«Боярское царство». Тайна смерти Петра II
Шрифт:
Хочешь, я расскажу тебе ещё одну характерную историю некоей дамы, стойкости которой дивлюсь я ещё и теперь? Польский посол и его супруга были приглашены на обед к графу Ягужинскому, где должно было собраться большое общество. Граф жил по одну сторону Невы, а посланник с женою — по другую. Когда они по льду переезжали реку, лёд треснул, сани её провалились в воду, и она с большим трудом выбралась, вымокнув с головы до ног. Бедняжка вся обледеневшая вернулась домой, а её муж поехал к Ягужинскому, извинился за опоздание и очень спокойно поведал о приключении по дороге. Что меня поразило? Когда подали десерт, появилась и сама
Коль скоро я заговорила об этой даме, должна добавить ещё кое-что. Присутствовали там, у графа, ещё две знатные польские дамы, внешне очень эффектные, хоть далеко и не красавицы. Обе грациозны, веселы, но несколько чопорны и слишком утомительны для более долгого общения. У них великолепные слуги, одежда, но в них столько национальной спеси и воинственности, что утрачивается всякая женственность…
Что было далее с княжной Долгорукой? Дошли слухи, что стала она женою Брюса. Вышла она то ли за сына его, то ли за брата, думала, вероятно, что в нём заложена часть ума и таланта великого шотландца.
Было в этой женщине нечто дьявольское, роковое, инфернальное; впрочем, в России слова «инфернальное» тогда не знали, а говорили: у-у, дьявольское отродье! Да, Долгорукая притягивала к себе несчастья. И тех, кто был близок к ней: брат ли её Иван Алексеевич, император Пётр Алексеевич и тот офицер в Сибири — всех их не миновал рок. А она… она так и не смогла найти точку опоры.
И на воле её преследовали беды. «Бедной Катрин и тут не везло… И всё-таки, — писала леди Рондо, — мне очень жаль Катрин! Как красиво начиналась её жизнь, которая превратилась в беспрерывные страдания. Нет, не должна женщина выше любви ставить ни славу, ни деньги, ни власть…» Нет ничего, что возвышало бы её так, как настоящая любовь. И доброта. И смирение…
Как странно порою три дочери Зевса и Фемиды прядут нити судьбы! Мойра Лахесис наделяет людей судьбою, мойра же Атропос в назначенный час обрезает жизненную нить… Но что же, стало быть, мы целиком зависим от этих мифологических дев? Разве не сам человек управляет своей жизнью и выбирает себе ту или иную судьбу? Велика ли роль случайности? Или нужно положиться на волю Провидения? Древние греки считали властителем людей рок, фатум. И доверялись мойрам. Гораздо позже трезвомыслящие, наделённые практицизмом англичане придумали правило: «Посеешь привычку — пожнёшь характер, посеешь характер — пожнёшь судьбу». Этого правила, разумеется, не знала, да и не собиралась придерживаться своенравная Екатерина. Она не умела и не хотела учиться «властвовать собою» и смиряться ни с чем не желала…
Тайна смерти императора
Пётр II скончался — и последней его фразой в этой жизни были слова, которые не оставили равнодушными ни одного очевидца, ни одного историка. Глядя на своего фаворита, он крикнул (или прошептал?): «Запрягай же, Ваня, сани! Еду к сестре моей!»
Фраза эта говорит и о поэтичной натуре Петра, и о чувстве вины перед любимой сестрой, а ещё — о готовности принять смерть.
Одни называли болезнь его холерой, другие чёрной оспой — тогда была эпидемия. Однако болели многие (например, Пётр Шереметев), но умер — царь! Удивительно, что Иван не заразился от царя, хотя находился при нём неотлучно. Почему? Тут спрятаны не одна тайна, целый ряд причин! Перечислим, что думал о том Костомаров.
Первая причина. Быстрота развивавшихся событий:
11 ноября [1] скончалась (от чахотки) сестра Петра Наталия.
19 ноября в Верховном совете царь объявил, что намерен вступить в брак с Екатериной Долгорукой.
30 ноября — в этот день назначено обручение.
24 декабря — торжественное обручение Ивана Долгорукого и Натальи Шереметевой.
5-6 января — Богоявление и Крещение. Празднование на Москве-реке с купанием в ледяной воде. Болезнь.
1
У Костомарова даты приводятся по старому стилю.
На 19 января назначена двойная свадьба Ивана Долгорукого и Натальи Шереметевой, Петра II и Екатерины Долгорукой. Съезд гостей из разных стран.
12 января — кризис болезни императора миновал, ему стало лучше, но… внезапное ухудшение болезни…
В этих стремительно развивающихся событиях было что-то роковое — словно действовал фатум… Или всё было предопределено ходом истории?..
Вторая причина — тайна. Исток её — в реформах Петра I, в настроении народа.
Пётр I действовал как демиург, он создавал новую Россию, проводил реформы, не считаясь с традициями (ибо знал, что может не успеть сделать задуманное). Он перенёс старую столицу Москву к устью Невы, менял русские платья на немецкие — это вызывало недовольство.
Что говорили в народе на коронации Петра II?
— Вот истинный наследник, сын царевича Алексея! Дед его мучил безвинно свою законную жену за её любовь к старине, замучил своего бедного сына. А потакавшие царю бояре по смерти его, возвели на престол немку, которую царь при жизни своей объявил своею царицею беззаконно, а того, кто имел право на наследие русских царей, устранили совсем.
Однако Бог не допустил до этого. По Божией святой воле досталось царство русское тому, кому оно принадлежало по рождению. И вот теперь этот законный молодой царь возвращается в свою столицу, в первопрестольную Москву, униженную его дедом. Все любовались царём, когда видели его на коронации. «Ах, какой он молодец! Вот царь так царь! Это будет настоящий русский царь!» Невзлюбил молодой царь новой столицы, построенной на болоте, в чухонской земле, а полюбил Москву православную с её золочёными маковками. Теперь уже не будут неволить русского человека, переселять его на житьё в проклятое болото. Москва опять станет средоточием русской жизни, как была встарь, с незапамятных времён. Какое счастье, какая радость русским людям! Какая горесть проклятым иноземцам и с ними их любителям!
В дни коронации, посетив Новгород, новый царь произнёс такую речь: «Русский престол берегут Церковь и русский народ. Под охраною их надеемся жить и царствовать спокойно и счастливо. Два сильных покровителя у меня: Бог в небесах и меч при бедре моём!»
Иностранцы и сочувствовавшие им составляли свою партию в окружении Петра II. Из них самым близким был барон Андрей Иванович Остерман, взятый ещё Петром I и высоко им ценимый. Он стал воспитателем наследника при Меншикове, но и с тем и с другим происходили стычки. Остерман очень хорошо изучил русскую жизнь, и его не так-то легко было сбить с пути.