Боярышниковый лес
Шрифт:
Я объяснил, что мы живем по другую сторону озер, под Россмором, и домой поедем все вместе. На фургоне.
Было неясно, обрадовалась она или расстроилась.
В фургоне на меня обрушился град насмешек.
– Наш Недди влюбился, – распевали ребята до самого дома.
Четыре месяца спустя стало не до песен: у нас на пороге объявилась Нора в компании своего родителя, чтобы сообщить, будто бы я являюсь отцом ее будущего ребенка.
Меня как обухом по голове ударили.
В глаза Нора не смотрела, стояла, потупив взгляд в пол. Я видел только
Совершенно исключено, сказали они, Недди наедине с Норой и десяти секунд не пробыл. У них тому сотня свидетелей. Они вызовут домой каноника Кэссиди, тот Недди хорошо знает и поручится за него. Раскрасневшись, братья спорили с отцом Норы и клялись, что, когда затаскивали меня в фургон, я девушку даже не поцеловал на прощание. Что это первостатейное разводилово.
– Я никогда еще не занимался любовью, – признался я отцу Норы, – но, если бы занимался и Нора бы забеременела, я бы ни за что не стал увиливать от ответственности и посчитал за честь жениться на вашей дочери, но дело в том, что… ничего этого не было.
И по какой-то причине мне все поверили. Все до одного. И ситуация разрешилась.
А бедная Нора подняла свое красное, заплаканное лицо и посмотрела на меня сквозь толстые линзы очков:
– Прости меня, Недди.
Я так и не узнал, что с ней случилось.
Кто-то однажды проговорился, что во всей этой истории был виноват ее дед, но, поскольку он распоряжался семейными деньгами, к ответу его не призвали. Я так и не узнал, родила ли Нора ребенка и кто его воспитывал. Ее семья жила в такой дали от Россмора, что расспросить было попросту некого. А моя семья проявлений любопытства на этот счет не приветствовала.
В выражениях родственники не стеснялись.
– Вот нахалка, – возмущалась мама.
– Собралась своего ублюдка на нашего Недди повесить, – не отставала бабушка.
– Еще чего, даже наш Недди Простофиля не запал бы на эту козу драную, – негодовал отец.
А у меня ком в горле вставал при мысли о бедной девушке, которая с такой гордостью сказала, что все же раз за вечер потанцевала, а потом предложила мне себя в качестве унизительной благодарности за такую роскошь, как четырнадцать танцев.
Все это было очень грустно.
Вскоре после случившегося я уехал из Россмора и перебрался в Англию, в Лондон, чтобы работать на стройке вместе со старшим братом Китом. Он подыскал неплохую квартиру прямо над магазином: там уже набралось трое жильцов, и я стал четвертым. Ни чистотой, ни ухоженностью квартира не отличалась, но располагалась поблизости от станции метро, а для Лондона это было самое главное.
Поначалу я лишь заваривал чай и разносил что нужно по стройплощадке. Там были в ходу настолько старые кружки, надтреснутые и выщербленные, что я с первой же зарплаты отправился на рынок и купил десяток прекрасных новых. Парней слегка удивило, что я мыл кружки так тщательно, да к тому же обзавелся молочником и сахарницей.
– А Недди-то у нас джентльмен хоть куда, – говорили они обо мне.
Я в таких случаях никогда до конца не уверен, похвала мне досталась или издевка. Наверное, второе. Впрочем, это не важно.
Так вот, на стройке был заведен такой порядок: в каждый шестой мусорный бак закидывали вовсе не мусор, а мешки с цементом, кирпичи или запасные инструменты. Судя по всему, была тут некая система, договоренность, но мне о ней ничего не сообщили, ну и я, понятное дело, прорабу на это указал, мол, вроде материалы хорошие, а их на выброс. Думал, доброе дело сделаю.
Как бы не так.
Вышло совсем наоборот.
И больше всех разозлился Кит. На следующий день он сказал мне сидеть дома.
– Меня же выгонят, если не появлюсь на работе, – распереживался я.
– А если появишься, парни с тебя шкуру спустят, – сквозь зубы процедил Кит.
С ним было лучше не спорить.
– И что мне тут весь день делать? – спросил я.
Кит всегда знал, что и кому нужно делать. Но не в этот раз.
– Господи, да не знаю я, Недди, займись какой-нибудь хренью, приберись, что ли. Да что угодно делай. Только на стройку не лезь.
Остальные со мной вообще не разговаривали, из чего я понял, насколько серьезной была вся эта история с мусорным баком. Я задумался. Дела складывались не так благополучно, как я рассчитывал.
Я-то планировал скопить в Лондоне побольше денег. Чтобы потом отправить маму отдохнуть, а папе купить добротное пальто с кожаной отделкой. А теперь мне велели не ходить на работу.
Сказано было: «Приберись». А чем? У нас ничего для уборки не водилось: ни чистящих средств для раковины или ванны, ни полироли для мебели, ни стирального порошка для постельного белья. Да и на руках у меня было всего-навсего девять английских фунтов.
Тогда в голову пришла одна мыслишка, и я спустился в магазин на первом этаже, где круглосуточно трудилось семейство Патель.
Там я набрал кучу чистящих средств и взял банку белой краски – в общей сложности на десять фунтов – и, сложив все в коробку, обратился к мистеру Пателю:
– Если бы я, скажем, прибрался у вас во дворе – подмел бы его, составил коробки с ящиками друг на друга… Вы бы согласились отдать мне все это в счет платы за работу?
Он посмотрел на меня задумчиво, словно подсчитывая в голове объем и стоимость предлагаемых услуг.
– А может, ты бы и витрину заодно вымыл? – решил поторговаться он.
– Не вопрос, мистер Патель, – ответил я с широкой улыбкой.
Неожиданно мистер Патель медленно улыбнулся в ответ.
Потом я направился в прачечную, где предложил покрасить дверь – та выглядела довольно потертой.
– Сколько ты хочешь? – Миссис Прайс, которая там заправляла и, поговаривали, имела много друзей мужского пола, знала, как в этом мире дела делаются.
– Две стирки и сушку.
На том и договорились.