Боярышня Дуняша
Шрифт:
на столе. На женской половине все притихли и с подозрением поглядывали друг на друга.
А к матери ежедневно приходила лекарка, и тогда все начинали бегать, исполнять её
приказания. Дуня крутилась возле неё, стараясь следить за её действиями. Малышка надеялась
хоть чем-то помочь, понимая, что у неё есть более современные знания, но это стремление было
слишком наивным. Никто её не подпускал к матери, да и слушать бы не стал.
Но, слава богу, лекарка оказалась знающей особой,
всяком случае боярыню не только отпаивали травами, но ими же обмывали и даже внутрь
делали спринцевание. Вот это остудило Дунин порыв лезть в дела, в коих она понимала
поверхностно.
Мама выкарабкалась и все зажили по-прежнему. Дуня и Маша стали не разлей вода. К
Машиному обучению присоединился отец Варфоломей, а Дуня продолжала держаться сестры и
слушала чему он учит. Учебы в её понимании не было, зато заучивание церковных текстов
процветало махровым цветом. Маленькая Маша плакала, когда отец Варфоломей сердился на
неё за нерадение и смотрел, насупив брови и тогда Дуня поднимала ор, созывая всех вокруг.
Это работало и постепенно отец Варфоломей умерил свой пыл, но любви к детям ему это не
прибавило.
Постепенно Машеньку втягивали в женские повседневные хлопоты и свободного времени у
обеих боярышень стало мало. Из дома они выходили, а Дуню несли на ручках, только в
церковь. Да, собственно, в Москве таким малявкам ходить было больше некуда.
Когда девочки подрастут, то начнут получать приглашения на девичьи посиделки в боярские
семьи и даже в княжеский терем. Общение в этом времени между женщинами оказалось
активным. Девушки знакомились со своими ровесницами на посиделках, а выйдя замуж, поддерживали связи при помощи снующих по всем дворам сказительниц-старух и свах. И
конечно же, если женщины дружили, то могли зайти в гости, но только на женскую половину.
Больше свободы у маленьких боярышень было в загородном имении, и Дуня часто
подбивала Машуню погулять без присмотра. Они убегали ловить лягушек, раков и рыбу, искали речной жемчуг, выкапывали разные корешки и пробовали жарить их на костерке. В эти
моменты они наслаждались самостоятельностью, не замечая, что за ними всегда следует их
нянька и парочка старых боевых холопов, а убежали они меньше чем на сотню шагов. Так
прошли первые шесть лет Дуняши.
ГЛАВА 3.
Только на шестой свой день рождения Дуня поняла, что её сознание более не уплывает от
усталости и напряжения. За прошедшие годы мама всё-таки родила наследника, и он в длинной
рубашечке сейчас сидел вместе с женщинами, пытаясь выстроить башенку из берестяных
коробочек.
— Дуняша, опять мечтаешь! — воскликнула
хозяюшка будешь, если тонкую нить спрясть не можешь!
Дуня улыбнулась и пожала плечиками:
— Машенька, мне всё одно не быть такой же искусницей, как ты!
Сестра попробовала нахмурить бровки, не желая соглашаться с тем, что у Дуняши что-то не
получается, но улыбка сама собой полезла на её лицо, потому что приятно было услышать, что
она искусница.
Маше нравилось возиться с нитками, тряпочками, придумывать рисунок для вышивки и
исполнять его. Она могла часами сидеть с рукоделием и не замечать времени. Отвлечь её по
силам было только выдумщице Дуняше. Та с удивительностью легкостью «придумывала»
новые способы вышивки, которые поражали всех, но сама изобретательница быстро теряла
интерес к воплощению своих задумок. Она и в прошлой жизни частенько загоралась, увидев
великолепные работы рукодельниц, вышивала-вязала-шила одну-две вещи и остывала, возвращаясь к книгам.
А вот Маша по подсказкам сестры создавала шедевры, и слава о ней как об искусной
рукодельнице пошла по всей Москве, даром, что девчонка совсем. Всего восемь лет.
— Поиграй с Ванюшей, — попросила Маша, подметив, что малыш начал кукситься, — а то
он заскучал.
— Мы тогда в сад пойдем! — подскочила Дуня и потянулась поднять с пола братика.
— Зачем это? Пусть здесь сидит, — встрепенулась бывшая её нянька-толстуха. —
Прохладно нынче.
— Вот и помоги бояричу одеться! — грозно сведя светлые бровки, отчеканила Дуня.
Господи, она впервые в жизни велела кому-то что-то делать!
Но все эти женщины жили за счет её семьи и не утруждали себя работой. Дуня этого не
понимала.
Она прекрасно помнила, как экономила в прошлой жизни и боялась потерять работу, да и
здесь видела, как с рассвета до заката хлопочут дворовые девки за еду и кров. Эти же…
рукодельницы… одна видимость, что они чем-то заняты! А ещё на каждый праздник смотрят
жадными глазами на маму, ожидая подарочки — и ведь получают!
Дородная бабища бросила взгляд на сидящую у окна хозяйку, но та с улыбкой посмотрела на
дочь и одобрительно кивнула. Она знала, как Дуняша не любит кровавые россказни о святых. А
тут как раз затянули сказание о страданиях Иулиании Вяземской.
И то правда, много зла творили вороги в злобе своей, но то, что чуть более полувека назад
совершил смоленский князь, шокировало всех. А Дуня, когда впервые услышала эту историю, то долго не могла поверить, что все это не выдумка.
Там ведь мало того, что один князь в гостях у другого совершил убийство, возжелав его