Бойцовский клуб (перевод А.Амзина)
Шрифт:
Как только он соединяется с водой, щёлок разогревается до двухсот градусов и жарит-парит-жжёт тыльную сторону моей ладони, а Тайлер закрывает рукой мои пальцы, наши руки вытягиваются по стрелке моих кровавых брюк, и Тайлер просит внимания, так как это — величайший момент в моей жизни.
— Потому что всё до этого — история, — говорит Тайлер. — И всё после этого — история.
Это величайший момент нашей жизни.
Щёлок приобретает правильную форму тайлерова поцелуя, он — пожарище, клеймо, перегрев атомного реактора
Представь, что огонь всё ещё горит, только он сейчас за горизонтом. Зарево. Закат.
— Вернись к боли, — говорит Тайлер.
Это форма направленной медитации, которую используют в группах поддержки.
Даже не думай о слове «боль».
Если направленная медитация работает при раке, она сработает и здесь.
— Посмотри на свою руку, — говорит Тайлер.
Не смотри на свою руку.
Не думай о словах «обжигающий», «плоть», «ткани», «обугленный».
Не слушай свой плач.
Направленная медитация.
Ты в Ирландии. Закрой свои глаза.
Ты в Ирландии, стоит лето после окончания колледжа, и ты пьёшь в пабе недалеко от замка, где каждый день автобусы выгружают английских и американских туристов, пришедших поцеловать камень Бларни.
— Не закрывайся, — говорит Тайлер. — Мыло и человеческое самопожертвование идут нога в ногу.
Ты покидаешь паб вместе с потоком людей, прохаживаясь по тихим улочкам, утыканным мокрыми автомобилями — только что пролил дождь. Всё говорит за то, что это ночь. Пока ты не добираешься до замка Бларнистоун.
Полы в замке прогнили к чёртовой матери, и ты взбираешься по каменным ступеням — во всё более сгущающуюся тёмноту. Все притихли на время восхождения; это традиция перед маленьким актом сопротивления.
— Послушай меня, — говорит Тайлер. — Открой свои глаза.
— В древности, — говорит Тайлер. — Человеческие жертвоприношения совершались на холме над рекой. Тысячи людей. Слушай меня. Людей приносили в жертву, а тела сжигали в погребальном костре.
— Ты можешь плакать, — говорит Тайлер. — Можешь пойти к раковине и пустить воду, но главное, ты должен знать, что ты глуп и ты умрёшь. Взгляни на меня.
— Когда-нибудь, — говорит Тайлер, — ты умрёшь, и пока ты этого не знаешь, ты бесполезен для меня.
Ты в Ирландии.
— Можешь плакать, — говорит Тайлер, — но каждая слеза, которая падает на хлопья щёлока на твоей коже, оставит на коже шрам, словно от сигаретного ожога.
Направленная медитация. Ты в Ирландии, стоит первое лето после окончания колледжа, и, возможно, здесь тебе впервые захотелось анархии. Годами раньше, чем ты встретил Тайлера Дердена, раньше, чем ты нассал в твой первый английский крем, ты научился
В Ирландии.
Ты стоишь на площадке на верхушке замковой лестницы.
— Мы можем использовать уксус, — говорит Тайлер, — чтобы нейтрализовать ожог, но вначале ты должен сдаться.
После того как сотни людей были принесены в жертву и сожжены, говорит Тайлер, густая белая масса скапливалась вокруг алтаря, устремляясь по склону холма к реке.
Первым делом тебе надо достичь последней черты.
Ты на площадке в замке в Ирландии с бесконечной темнотищей вокруг, и впереди, стоит только руку протянуть, — каменная стена.
— Дождь, — говорит Тайлер, — омывал место для сожжений год за годом, и год за годом палили людей, и дождь пробирался сквозь древесный уголь, чтобы стать щёлоком в смеси с водой, и щёлок объединялся с оплывшим жиром принесённых в жертву людей, и густая белая масса мыла выползала из-под алтаря и устремлялась вниз по склону холма, к реке.
И ирландцы вокруг тебя со своим маленьких актом сопротивления в темноте, они подходят к краю платформы, становятся на самый край перед бесконечной бездной и мочатся.
И люди говорят, вперёд, добавь свою могучую американскую струю, насыщенную, жёлтую, с огромным количеством витаминов. Богатое, дорогое и ненужное.
— Это величайший момент твоей жизни, — говорит Тайлер, — а ты где-то летаешь, пропуская его.
Ты в Ирландии.
О, и ты делаешь это. О, да. Да. И ты чувствуешь запах аммиака и дневной нормы витаминов группы В.
— После тысячи лет убийств и дождя обнаруживалось, — сказал Тайлер, — что в том месте, где мыло попадало в реку, одежда лучше отстирывается.
Я мочусь на камень Бларни.
— Госсди, — говорит Тайлер.
Я мочусь в свои чёрные брюки с засохшей кровью, вид которой мой босс не переваривает.
Ты в снятом доме на Пейпер-стрит.
— Это что-то да значит, — говорит Тайлер.
— Это знак, — говорит Тайлер. Тайлер битком набит полезной информацией.
— Культуры, которые не изобрели мыла, — сказал Тайлер, — использовали собственную мочу и мочу своих собак для того, чтобы отстирывать одежду и мыть голову, потому что там содержится мочевая кислота и аммиак.
И вот запах уксуса, и огонь на твоей ладони, без перерыва горящий в конце длинной дороги, отступает.
Запах щёлока, обжигающий твои нервные окончания, и больничный тошнотворный запах мочи и уксуса.
— Это было верно — убить всех тех людей, — говорит Тайлер.
Тыльная сторона твоей руки опухла, покраснела — там видна пара губ, точная копия поцелуя Тайлера. А вокруг разбросаны сигаретные ожоги — видать, кто-то плакал.
— Открой глаза, — говорит Тайлер, и его лицо блестит от слёз. — Поздравляю, — говорит Тайлер. — Ты на один шаг ближе к последней черте.