Бойцы анархии
Шрифт:
Приземлилась Виола, вскричав от боли. Шмякнулся коротышка. Нет, не все уже нормально… Почему он не вставал? Выкрикивая какую-то ахинею, я подбежал к нему, свалился на колени. Алое пятно расплывалось между лопатками. Жуткий вой полез из горла, я перевернул его на спину. Степан дрожал, пена пузырилась у губ. Он мог еще говорить!
– Ну, что тебе сказать… Михаил Андреевич… – он судорожно пытался улыбнуться. – Вот она какая, глубокая задница… Убегайте быстрее… передавайте там привет…
Он не смог сказать, кому я должен передать привет. Застыл с открытым ртом и остекленевшими глазами. Пена полилась с окровавленных губ,
– Не-ет!!! – взревел я и принялся его трясти. Что за бред? Коротышка не умирает! Он должен быть рядом, он всегда должен быть рядом! Он обязан ныть, ворчать, изводить меня придирками и колкими репликами, доводить до белого каления, до бешенства, до абсурда…
– Он мертв, Михаил, – вцепилась мне в плечо Виола. – А мы еще живы, бежим!
Но я не мог поверить. Отчаяние просто выключило мозг. Я тряс безвольное тельце. Кончился мой коротышка, ушел из этого мира. Я просто туго соображал! Он должен очнуться. Я тупо смотрел на трупик маленького человечка, цепенел, превращался в дерево.
– Бежим, идиот! – визжала Виола, награждая меня тумаками.
А на обрыве уже шумели. Я потерял связь с реальностью, все куда-то удалилось. Жизнь становилась пресной, без изюминки. Я взял коротышку на руки – если побегу, то только с ним…
– Тупица! – проорала мне в лицо Виола. – Ну, и оставайся, пожалуйста! Лично я тут подыхать не собираюсь…
Она меня бросила, откатилась, и когда с обрыва стали съезжать разбойники, проделала двойной кульбит и шмыгнула в какую-то расщелину… Ненавижу баб! Этой профуре и в голову бы не пришла идея умереть вместе со всеми… Я поднялся, держа перед собой коротышку, сделал несколько шагов – и нас смела толпа восторженных почитателей. Повалили, стали пинать, брызжа слюнями и витиеватой руганью…
Я очнулся в загнивающем дощатом сарае «упрощенной» конструкции, лежа на изгаженном полу, связанный веревками по рукам и ногам. В оконце, задраенное садовой пленкой, просачивался дозированный солнечный свет. Над головой мерцали хлипкие доски перекрытий. Нервировал чиркающий звук – словно где-то рядом точили нож. Состояние, в котором я очнулся… лучше не описывать. Память от удара по макушке в бега не подалась – а зря. События, предшествующие моему заключению «под стражу», проматывались в голове, повергая в глухую тоску.
Чиркающие звуки делались настырнее, въедались в мозг. Я скосил глаза и обнаружил сидящего на груде досок плотного субъекта с волосатыми лапами и очень странно одетого: в джинсовую куртку, затертую до последнего, и широкие защитные штаны с карманами на голяшках. У субъекта было несколько подбородков, один глаз (на месте второго красовалась вызывающая пиратская повязка) и сантиметровая щетина. А природу чиркающего звука я отгадал с первого раза: размашистыми движениями он заострял об огрызок точильного бруска страшненький мясницкий нож. В ногах у субъекта стояла паяльная лампа. Отметив боковым зрением, что я пошевелился, он прервал свое занятие и поднял водянистый глаз.
– Даже не верится, что меня не убили… – подумал я вслух.
– Исправим, не волнуйся, – успокоил субъект, подмигнул последним глазом и критически уставился на идеально помещающееся в руке холодное оружие. Потом перевел взгляд на паяльную лампу. Он пока не определился, с чего начать – вырезать звезду на лбу пленника или выжечь на нем забавную картинку.
Хлопнула дверь.
– Выйди, Циклоп.
– Да, босс, – потенциальный инквизитор безропотно поднялся, сунул нож в кожаные ножны и, переваливаясь с ноги на ногу, удалился. А надо мной зависла закутанная в серый плащ фигура.
Я поедал его глазами и отдавал себе отчет, что знаю этого человека. До могилы не забыть решительный, с саркастическими нотками, среднего тембра голос. Он мог ассоциироваться лишь с одним человеком. Но образ последнего отложился в голове совсем другим. У человека, которого я знал, было холеное «вечнозагорелое» лицо, аккуратная прическа, он всегда был выбрит и производил впечатление пусть не интеллигентного, но отчасти воспитанного человека, знакомого с манерами. Он не брил наголо голову, подбородок не рассекал пополам рваный шрам, лоб не украшало шишкообразное болезненное образование, а правая часть лица не была сдвинута по вертикали относительно левой (благодаря не так давно перенесенному параличу) и не представляла сплошную шелушащуюся коросту.
– Неплохо выглядите, Олег Геннадьевич, – похвалил я.
– Спасибо, Михаил Андреевич, – отозвался Олег Геннадьевич Раевский, более известный по прозвищу Благомор.
Эх, тесен этот мир… Чудовище века, всесильный владыка Каратая, мой бывший «благотворитель», обязанный мне жизнью, давший работу, даровавший «вольную» в пределах урочища, пропавший в самом начале катаклизма – стоял передо мной и разглядывал меня белесыми глазами, окруженными дряблыми кожистыми мешками. И снова я был в его власти. Он мог меня убить, мог миловать…
– Вы узнали меня, я очень рад, – поведал Благомор, – даже невзирая на небольшие изменения в моей внешности… Занятно вас тут встретить, Михаил Андреевич. А вы все такой же – бодрый, полный сил, жизненных планов.
– Как это банально, Олег Геннадьевич… – прошептал я. – Вас теперь не узнают ни враги, ни бывшие сторонники… вы возглавляете заурядную шайку отмороженных упырей…
– И даже подняться не могу, – усмехнулся Благомор. – Стоит взять под контроль приличный район, как прилетают крепкие парни, дают по зубам, низвергают в прах… Вы правы, приходится влачить недостойную жизнь мелкого пирата – насыщенную опасностями, коварными болезнями, ударами исподтишка.
– Зачем вы убили моих людей? – Я повел затекшими плечами. – Зачем вы меня связали?.. Я служил вам верой и правдой – как бы ни старались меня оболгать мои недоброжелатели… Меня банально подставили – вследствие чего погиб Филиппыч, и ваша операция по дрессировке влиятельного папаши Арлине накрылась тазиком… Нас просто сунули мордой в вашу разработку. Не хотелось бы, конечно, перед вами сейчас оправдываться, но и брать на себя чужие грехи…
– Истина вскрылась, Михаил Андреевич, успокойтесь. Я знаю, что вас подставили. Вы же не считаете меня за круглого идиота? Ваша оплошность состояла в том, что в поисках заговорщиков вы не сильно себя утруждали. Нет, по этому поводу я не держу на вас зла. И, в конце концов, откуда мне было знать, что в забавной машине, скачущей по долине, сидите именно вы? Роковая случайность, Михаил Андреевич, переходящая в небольшое чудо. Вся наша жизнь состоит из вереницы роковых случайностей… Я получил сообщение по рации о незнакомой машине. С вездеходами в нашем войске довольно трудновато, и нам не помешала бы хорошая тачка, способная проехать по пересеченной местности…