Бойцы моей земли (Встречи и раздумья)
Шрифт:
Недавно на писательском пленуме, посвященном творчеству молодых, известный сибирский очеркист Леонид Иванов вспомнил, как на одном из семинаров был «открыт» его младший однофамилец. Дарование Анатолия Иванова зреет на глазах. За двенадцать лет он написал лирические «Алкины песни», эпические «Повитель», «Тени исчезают в полдень», «Вечный зов». Особенно обнадеживает то, что в небольшой повести «Жизнь на грешной земле» писатель сделал удачную попытку объединить лирическое и эпическое начала. Быть может, это магистральный путь не только Анатолия Иванова, но и многих современных прозаиков.
А щедрая сибирская земля родит новые и новые имена..
ГУМАННОСТЬ
Многим
А так ли легко дались Виталию Закруткину его литературное мастерство и знание жизни? Много прекрасных людей встречал он на своем многолетнем пути, но, пожалуй, ни один не сыграл в его жизни такой большой роли, как лобастый удивительный человек, живущий на берегу тихого Дона. Это ему принадлежат слова, сказанные о младшем друге:
— Виталий Закруткин — талантливый писатель, замечательный парень, человек нелегкой жизни, человек крепкий и живет в нашей литературе по–настоящему.
Да, это он, Михаил Шолохов, научил Виталия Закруткина жить в нашей литературе по–настоящему. Именно его влиянием объясняется та метаморфоза, которая произошла с блестящим доцентом–филологом Ростовского пединститута Виталием Александровичем Закруткиным, надевшим солдатскую гимнастерку и переехавшим после войны в донскую станицу.
А как же быть с годами, отданными науке? Неужели они пропали даром? Опыт, полученный при анализе книг русских классиков, очевидно, помогает Виталию Закруткину и сегодня в его творчестве. Я уже не говорю о такой книге, как «Цвет лазоревый (страницы о Михаиле Шолохове)». А кто сказал, что настоящий писатель не должен глубоко разбираться в творчестве своего товарища по перу?
В истории русской и мировой литературы есть много примеров тому. Достаточно вспомнить, что одним из первых в печати сказал доброе слово о мало кому известном Стендале Бальзак. И сам Стендаль был блестящим критиком и, как бы мы теперь сказали, искусствоведом. И Анатоль Франс, и Ромен Роллан начинали как критики и исследователи.
Первая повесть Виталия Закруткина о старом ученом, принявшем революцию, вышла еще до войны. Она называлась «Академик Плющов». Надо сказать, что молодой автор в изображении человека науки шел не от литературной схемы, а от жизни, от встреч с замечательными русскими учеными. Это была первая проба пера.
Сегодня, пожалуй, не только читатели, но и сам автор редко вспоминает об этой повести. А вот о второй своей вещи — романе «У моря Азовского» Виталий Александрович говорил со мной горячо, взволнованно. В Ростове шел выездной пленум правления Союза писателей Российской Федерации. Закруткин рассказывал мне, какой большой архивный материал ему пришлось поднять, скольких свидетелей красного десанта под Таганрогом довелось опросить, чтоб написать роман о замечательном подвиге героев гражданской войны. Теперь, когда я шесть лет труда отдал роману–хронике «Мы были счастливы», я лучше понимаю Виталия Александровича.
Свой роман о гражданской
Я впервые увидел Виталия Александровича в Киеве, после войны. Закруткин любит Украину, где прошли его детство и ранняя юность. На киностудии имени Довженко был поставлен фильм по его сценарию «Без вести пропавший». Я видел этот фильм с романтическим сюжетом. В нем чувствуется будущий автор «Подсолнуха», потом экранизированного на «Мосфильме», и «Матери человеческой», которая, по–моему, рождена для большого экрана.
Л. Соболев, С. Воронин и В. Закруткин
Но до этих книг Закруткина были еще «Кавказские записки», был роман «Плавучая станица» и эпопея «Сотворение мира», на мой взгляд, одна из самых автобиографических вещей писателя. Но в фундаментальное произведение вложен не только личный жизненный опыт, литературный талант, а и незаурядная эрудиция историка–исследователя.
«Плавучая станица» Закруткина — необычайно свежая,, сильная вещь… Читается хорошо. Жизнь рыбаков — тема, почти не тронутая нашими романистами, — дана Закруткиным поэтически, люди написаны рукою твердой и точной, великолепен пейзаж…» — писал в журнал «Знамя» своим коллегам по редколлегии Петр Павленко.
Горячо принял книгу и большой читатель. Ее обсуждали рыбаки, работники рыбной промышленности, ученые.
Писатель звал на борьбу с массовым браконьерством, с неразумным, хищническим отношением к природе.
В юности Закруткин писал стихи. Поводом к этому лирическому взрыву была случайно найденная книжка стихов, оставленная кем–то в избе–читальне, которой заведовал юный Виталий. Сергей Есенин! Он буквально потряс шестнадцатилетнего избача. Как просто, размашисто и сильно написано! И о чем? О селе, о самом понятном и близком…
Теперь Виталий Закруткин стихов не пишет. Но лиризм, присущий его первым робким опытам, явственно ощутим и в сегодняшней его прозе, в зрелых раздумьях о судьбах своего поколения.
В гостинице «Москва» мне вместе с Александром Бахаревым, руководителем ростовского отделения Союза писателей, довелось слышать речь Виталия Александровича, которую он собирался произнести на писательском пленуме, посвященном творчеству молодых.
— У нас любят говорить с молодыми об амфибрахиях, анапестах и так далее. Все это, конечно, нужно. Но молодые должны помнить, что великий русский поэт прежде всего гордился тем, что чувства добрые он лирой пробуждал.
Главной книгой Виталия Закруткина является роман «Сотворение мира». В центре этого многотомного произведения — судьба семьи сельских интеллигентов Ставровых, становление нового мира в захолустной деревушке Огнищанке, которая напоминает степную Екатериновку, где был избачом юный Закруткин. Замысел автора широк. Одной Огнищанки ему мало. Желая глубже понять эпоху, ен рисует образы Ленина, его соратников, строителей молодого Советского государства и их лютых врагов. Летят годы. Мужает главный герой романа Андрей Ставров, которому суждено пройти через многие испытания, в том числе через бурное море коллективизации и огненную купель Отечественной войны.