Бойцы с окраины Галактики
Шрифт:
Тело Первого Контролера охватила судорога, он дернулся и со стоном выпрямился в кресле. Голова раскалывалась от острой боли, потом боль тихо превратилась в тупую тяжесть. Первый Контролер сделал несколько вдохов и, почувствовав, что снова обрел контроль над своим телом, аккуратно расслабил сведенные судорогой мышцы. Честь, невероятная честь! Малая Гронта была столь важна для Единения именно потому, что являлась обиталищем Средоточия — одного из Верховных Контролеров, праотцов и праматерей Единения. Стать Первым Контролером подобного мира — это вершина карьеры. И он ее достиг. И хотя редко кто из Первых Контролеров подобных миров удостаивался чести Полного Слияния более чем один-два раза в десятилетие, сегодня это произошло уже второй раз за этот год. Первый Контролер чувствовал, что его прямо переполняют производные его человеческой составляющей, но, в отличие от всех предыдущих подобных моментов, он совершенно не ощущал ни раздражения, ни вины. Ибо эмоции, которые его переполняли, ближе всего соответствовали тем, что обозначаются словами «благоговение» и «божественный восторг». И хотя полученные инструкции в сложившейся ситуации были несколько нелогичны, никакого недоумения это не вызывало. То, что предлагают Верховные Контролеры, по большей части и не может быть понято никем, кроме них. А потому на долю таких, как он, остается только повиновение. Первый Контролер протянул руку к пульту и, уже когда на экране появилось лицо Старшего оперативного модуля, с сожалением вспомнил, что с имеющейся после получения инструкций от Средоточия мерой ответственности он получил право первоочередного доступа, но глаза Старшего оперативного модуля уже требовательно смотрели с экрана.
— Нападающие двигаются к изолятору для «диких». Не противодействуйте приближению. Не противодействуйте соединению. Не противодействуйте уходу. Исключите повреждение жизненно важных частей станции, не допуская нанесения серьезного вреда нападающим и женской особи «диких», которая уйдет с ними.
Приказ был слишком алогичным, чтобы Старший оперативный модуль приступил к его выполнению без запроса о полномочиях, но когда симплексы на мгновение соединили их разумы. Первый Контролер почувствовал, что даже совершенный гормональный баланс такта совершил кратковременный сбой, заставив того на долю секунды испытать удивление. В следующее мгновение он исчез с экрана. Первый Контролер слегка качнул головой и, протянув руку, снова нажал на клавишу. Выполнив инструкции Средоточия, он снова перешел на низший уровень ответственности, не позволявший ему пользоваться все еще перегруженными линиями связи. Однако теперь перед ним вновь осталась всего одна проблема. Вопрос с нападением можно было считать исчерпанным.
И это было самой большой его ошибкой.
8
В следующий раз леди Эноминера появилась, когда Эсмиель уже окончательно потеряла счет дням своего странного плена. По ее прикидкам, со времени предыдущего посещения прошло уже около полугода, однако сколько точно, девушка затруднялась сказать. Впрочем, это было не столь уж важно. Во всяком случае, когда Эноминера появилась в камере, девушка была изумлена. Она испуганно смотрела на появившееся существо, в котором с большим трудом можно было уловить некоторое сходство с той, которую она когда-то знала как леди Эноминеру, а потом, почувствовав, как ослабли ноги, опустилась на жесткое ложе и тихо прошептала:
— О темная бездна, что они с вами сделали?
Та, что когда-то была Эноминерой, спокойно вышла на середину комнаты.
Несмотря на то что у нее по окружности черепа пока виднелись только какие-то бугры, уже довольно заметно выступавшие из черепа, в этот момент она стала до дрожи похожа на настоящего Вопрошающего.
— Ты боишься меня?
Холодная бесстрастность, так разительно контрастирующая со столь явно ощущавшимся раньше в обертонах голоса леди Эноминеры внутренним жаром, шокировала даже сильнее, чем внешность, и Эсмиель невольно вздрогнула.
Существо склонило голову в некоем подобии благожелательного кивка.
— Это хорошо. Значит, я приближаюсь к функциональному совершенству.
Эсмиель охнула и, прижав руку ко рту, покачала головой:
— О темная бездна…
Эноминера молча заняла позицию напротив нее и опустилась на другой конец длинного изогнутого ложа. Эсмиель болезненно сморщилась. Прежняя леди Эноминера, прежде чем поместить свой объемистый зад на стул или диван, отпустила бы какую-нибудь соленую шуточку, потом некоторое время деловито выбирала бы, как присесть. Эта — просто опустила сухопарый зад на ближайшую точку. И именно этот жест вдруг заставил Эсмиель окончательно понять, что той Эноминеры, которая была способна ради своей погибшей любви, переродившейся в ненависть, ввергнуть империю в войну, больше нет. И как ни странно, это понимание принесло Эсмиель не боль, а облегчение.
— Что тебе нужно от меня, Вопрошающий?
Эноминера вздрогнула, ее глаза резко распахнулись, а бугры вокруг черепа судорожно задергались, сильно напоминая причудливую пляску развитых сенсоров настоящих Вопрошающих, но у этих пока еще не было ножек.
Эноминера-Вопрошающий медленно разлепила губы и произнесла все тем же сухим голосом, в котором, правда, внезапно для Эсмиель прорвались отблески прежних чувств:
— Значит, ты еще не готова.
Эсмиель насторожилась:
— Для чего?
Но гормональный баланс уже успел скорректировать внезапный порыв, и Вопрошающий снова был спокойно бесстрастен.
— Сегодня ты соединишься с подобными себе.
Эсмиель почувствовала, как ее охватывает радость от того, что наконец-то закончится это выматывающее душу одиночество, но тут же постаралась изо всех сил скрыть это чувство. Она не видела иной цели столь длительной изоляции, кроме как сломить ее волю, заставить ее добровольно пойти на подчинение Контролерам. Слишком бурное выражение радости могло натолкнуть ее тюремщиков на мысль о том, что она на грани, и заставить их изменить решение (впрочем, до сих пор никто так и не удосужился сказать, что именно им от нее нужно), а затем ей пришло в голову, что ее жалкие потуги вряд ли смогут скрыть от Вопрошающего хоть что-нибудь. Во всяком случае, бугры по окружности черепа Вопрошающего-Эноминеры шевелились достаточно активно.
— Вставай, тебя ждут.
Эсмиель медленно поднялась на ноги. Вопрошающий-Эноминера несколько мгновений равнодушно фиксировал ее всеми своими сенсорами, потом вдруг лицо этого существа исказилось, и оно рухнуло на пол и забилось в судороге.
Вскоре тело обмякло, изо рта вылетел сгусток пены, горло напряглось и исторгнуло хрип, и тут же тело судорожно выгнулось. Эсмиель вскрикнула и бросилась к ней. Эноминера замерла и потом натужно прошептала:
— Бедная… девочка… Они… — Но тут ее тело снова изогнулось, и в следующее мгновение она села, но это движение напомнило Эсмиель то, как двигалось тело Вопрошающего, которого Эсмиель убила. Эноминера оцепенело сидела на полу, ее лицо было покрыто потом и мелко подрагивало, потом она с надрывом всхлипнула и, прошептав полупарализованным ртом: «Нет… Не могу…» — резким движением выхватила из-под балахона нечто, напоминающее вязальную спицу, и вонзила ее себе в глаз. Видимо, это была не обычная спица, или просто она знала, куда надо ее воткнуть, поскольку голова Эноминеры тут же окуталась тем голубоватым сиянием, которое Эсмиель уже видела у одного Вопрошающего в тот момент, когда он убил нападавшего на него матроса. Но на этот раз сияние не сформировалось в искру, а полыхнуло вокруг головы самой Эноминеры, причем гораздо более ярко, чем в первый раз. Когда Эсмиель открыла глаза, она увидела на полу мертвое тело, обезглавленное тело, рядом с которым полукругом стояли сразу три Вопрошающих. Двое из них жадно фиксировали малейшие оттенки ее эмоций, превратившись из-за напряженно вытянутых в ее сторону венчиков сенсоров в странное и уродливое подобие земных гибридных подсолнухов. А третий раскинул свои сенсоры по сторонам и с привычной методичностью фиксировал реакцию стены, пола, изогнутого ложа и еще неизвестно чего.
— Ты идешь с нами, — голос Вопрошающего был, как обычно, сух и бесстрастен, — сегодня ты соединишься с подобными себе.
Эсмиель молча стиснула губы и, гордо вскинув голову, подошла к лежащему телу и опустилась рядом с ним на колени. Она сидела неподвижно, потом наклонилась и, подняв раскинутые и непривычно сухие руки, на которых все еще были видны знакомые пигментные пятна, сложила их на груди. Потом подняла ладонь в ритуальном жесте и, не сомневаясь, что в этот момент все сенсоры троих Вопрошающих яростно вибрируют, тихо произнесла:
— Ты не смогла защитить своей любви и не смогла вынести своей ненависти… Лежи с миром, и да пребудут с тобой святые стихии. — После чего поднялась и спокойно повернулась к оцепенело рассматривающим ее Вопрошающим.
Несколько мгновений в отсеке стояла напряженная тишина, потом все трое одновременно сдвинулись с места и быстро, но без излишней поспешности окружили ее. Тот, что уже говорил с ней, повернул лицо в ее сторону и произнес:
— Следуй с нами, — после чего они одновременно повернулись и двинулись к раскрывшейся диафрагме выхода.