Бойтесь данайцев, дары приносящих

Литвиновы Анна и Сергей

* * *

На этом записки Флоринского обрывались. Назавтра после последней записи, двадцать четвертого октября шестидесятого, он отправился на запуск янгелевской ракеты Р-16. И она – убила его. «И что же его Бог? – грустно подумал Владик. – Почему он не уберег отца? Почему не послал ему на земле долгих счастливых лет? За что наградил столь мучительной смертью – от огня и химических ожогов? Единственное, на что можно надеяться: что за гробом он, как верующий, обрел царство небесное».

Владик, получивший записки отца одиннадцатого декабря шестьдесят первого, в день первого, неудачного запуска советского спутника-разведчика, сначала хотел их сжечь. Сталинские

душегубские статьи в уголовном кодексе отменили, но лет на пять Флоринский в своих заметках понаписал. Плюс, разумеется, если их у Иноземцева вдруг найдут и прочтут, из комсомола исключат, с секретной работы снимут. Но, с другой стороны, жалко стало. Все-таки единственная память об отце. Единственное, как оказалось, наследство, что тот ему оставил. Поэтому Иноземцев решил не прятать бумажки ни в каком тайнике – он видел на примере Флоринского, что бывает, если с хозяином койко-места что-то вдруг случается, – их может отыскать кто угодно. «Буду носить бумагу всегда с собой, – решил он. – Если со мной что случится или я почувствую, что тучи сгущаются, – всегда найду хоть три минуты времени, чтобы заметки сжечь».

Москва.

Лера

Человек, пришедший к Лере на встречу в Лефортовский парк, ничем среди прочих советских людей не выделялся. Точнее, он сошел бы за своего в кругах, где вращались они с Виленом: в «генеральском» доме на Кутузовском, где они жили, в коридорах секретных «почтовых ящиков» и министерств: пальто, шляпа, начищенные ботинки, отглаженные брюки. Правда, говорил он с легким акцентом, что делало его похожим на прибалта, советского эстонца или латыша.

– Вам привет от Марии, – сказал он, усаживаясь на лавочку. У Леры сердце колотилось невыносимо и во рту пересохло, поэтому она едва вымолвила: «Добрый день».

– Вы хотели с нами сотрудничать, – проговорил он. – Я подтверждаю нашу заинтересованность в этом. Хочу заверить вас, что самым главным для нас является ваша безопасность, поэтому прошу вас все правила выполнять неукоснительно. Отступление от них чревато самыми серьезными последствиями для всех, прежде всего для вас. Поэтому мы с вами, Валерия Федоровна, встречаться больше не будем, а связь поддерживать станем через оговоренные здесь каналы. – Он похлопал рукой по скамейке – тут Лера (от волнения зрение у нее стало таким, словно она из туннеля или со дна колодца за всем наблюдала) заметила, что на скамейке появилась пачка болгарских дамских сигарет «Фемина». – Но будьте уверены, что в случае любой беды или неприятности мы немедленно придем к вам на помощь. – И товарищ (если его, конечно, можно было назвать этим словом) встал, прикоснулся одним пальцем к шляпе и молвил: – Честь имею. – Пачка осталась лежать на лавке. Лера покуривала и как раз предпочитала «Фемину» – в чем, впрочем, среди тогдашних интеллигентных москвичек была не оригинальна.

Только дома она распотрошила полупустую сигаретную пачку и вытащила из-под фольги свернутую во много раз записку. Бумага оказалась папиросной (как та, на которой писал свои заметки Флоринский), однако текст на ней был отпечатан на пишущей машинке, по-русски, но со странными оборотами, которые выдавали, что готовил документ иностранец (или человек, родной язык изрядно подзабывший). Кроме подробных инструкций, посвященных связи, там имелось послание.

«ЦЕНТР – САПФИРУ. Дорогой друг, для нас первостепенное значение имеет ваша безопасность, поэтому мы просим вас немедленно после получения данного сообщения запомнить информацию, в ней содержащуюся, и сжечь послание. Мы глубоко впечатлены вашей готовностью к сотрудничеству и в качестве залога и аванса вашей дальнейшей

работы сообщаем вам, что для вас в одном из банков Швейцарии открыт номерной счет, на который зачислено 20 000 американских долларов. В дальнейшем, пока вы будете продолжать сотрудничать с нами, на него будет ежегодно перечисляться сумма в 75 000 ам. долларов. Здесь содержатся инструкции по организации нашей двусторонней связи. Просим вас неукоснительно соблюдать их – в этом залог вашей безопасности. Мы рассчитываем, что вы, в ознаменование начала нашего сотрудничества, ответите на ряд вопросов о вашей работе.

1) Каково открытое наименование предприятия, где вы в данный момент работаете? 2) Как оно называется в закрытой переписке? 3) Кто является его руководителем? 4) Имеет ли означенный руководитель ученые и научные звания и государственные награды? 5) В каком подразделении работаете лично вы? 6) Кто им руководит? 7) Какие лично вы исполняете работы?

Еще раз хотим заверить вас в том, что ваша личная безопасность является для нас важнейшим приоритетом, поэтому напоминаем о необходимости сжечь данное послание немедленно после прочтения».

Лера, однако, поступила с запиской, как и Владик с бумагами отца: она ее сжигать не стала, хотя по совершенно иным соображениям.

На следующий же день она встретилась с Александром Федосеевичем на конспиративной квартире – той самой, где когда-то, прошлым декабрем, определялась дальнейшая судьба Иноземцева и где было принято решение начать оперативную игру с Марией Стоичковой.

На сей раз присутствовали только двое: полковник Пнин и она. Он пригласил ее сесть за стол. Достал из шкапчика бутылку вина – массандровского портвейна – и фрукты.

– О, нет, я не могу, – завозражала Лера, – мне возвращаться на работу.

– А ты, когда отпрашивалась у начальства, сказала, куда едешь?

– К смежникам, обсудить один узел.

– Кто у смежников начальник?

– Потапов.

– А, тот самый! Членкор и профессор в МВТУ?

– Кажется, да.

– Не волнуйся. Я позвоню к тебе в «ящик» от его имени и скажу, что ты задержишься. Твой начальник Потапова уважает.

– Откуда вы все знаете?

– Работа такая. А с мужем своим Виленом объяснишься сама, не маленькая. Тебе надо расслабиться.

Кудимовой ничего не оставалось делать, как согласиться.

Полковник налил ей в бокал вина.

– Ну, показывай записку.

Он прочитал ее, на просвет даже посмотрел. Сунул к себе в карман пиджака.

– Что же мне им отвечать? – всполохнулась Лера. Ситуация страшно нервировала ее. Если ДО записки и, главное, до ответа на нее можно было, наверное, отыграть назад и вернуться к прежнему состоянию – она, молодая женщина, комсомолка, работает над «космической» тематикой в секретном «ящике», двигает советскую науку и укрепляет обороноспособность страны, – то ПОСЛЕ отклика она становится предательницей Родины, или советской контрразведчицей, или шпионкой, или двойным агентом. Это уж как посмотреть.

– Давай лучше выпьем, моя дорогая. – Полковник невесть откуда достал коньяк и бокал, плеснул себе. Они чокнулись. – За успех нашей операции. – Лера выпила. – Закусывай, а то опьянеешь. – Девушка отщипнула виноград. В столице в это время года он был страшной редкостью, однако в закромах КГБ, как видно, имелся. Виноград был узбекский, дамские пальчики. И в этот момент, вместе с теплой волной опьянения от портвейна и душистой сладкой кислостью от винограда, Кудимова заметила устремленный на нее взгляд Александра Федосеевича. Взгляд этот был совсем не таким, каким старшие товарищи смотрят на младших товарищей по работе. В нем отчетливо читалась похоть. И Лера ахнула про себя: «Да ведь он меня кадрит! Ну, и что теперь мне делать?»