Боже, спаси русских!
Шрифт:
Я еще раз советую всем иностранцам, когда они будут иметь дело с русским, будь то знатным или простым, остерегаться, чтобы не быть обманутым».
Трудно сказать, почему именно, но в русскую честность на Западе до сих пор как-то не очень верят. Во всяком случае, остерегаются.
О мудрецах, глупцах и умельцах
По мнению иноземцев, посетивших Россию в XVI – XVII веках, наши соотечественники «необразованны, слабы и тупы умом; они иногда, разинув рот и вытаращив глаза, с таким любопытством глядят на иностранцев, что даже себя не помнят от удивления. Однако к числу этих невежд не принадлежат люди, образовавшиеся государственными или деловыми занятиями, равно как и те, которым недавнее
В полном равнодушии к наукам упрекает русских Адам Олеарий: «Так как они несведущи в хвальных науках, не очень интересуются достопамятными событиями и историею отцов и дедов своих и вовсе не стремятся к знакомству с качествами чужих наций, то в сходбищах их ни о чем подобном и не приходится слышать. Не говорю я при этом, однако, о пиршествах у знатнейших бояр. Большею частью их разговоры направлены в ту сторону, куда устремляют их природа и низменный образ жизни: говорят они о разврате, о гнусных пороках, о неприличностях и безнравственных поступках, частью ими самими, частью другими совершенных».
Между тем уже в Древней Руси был очень недурной по средневековым меркам уровень образованности. Об этом свидетельствуют знаменитые новгородские берестяные грамоты, которые были написаны не только знатными людьми, но и простолюдинами. Русь унаследовала богатую византийскую книжную традицию. В городах, при монастырях и даже в некоторых деревнях существовали школы.
Не забудем также, что нередко различие культур принимают за отсталость. Впрочем, как мы уже заметили, иностранцы, если и признавали в чем-то умственное превосходство русских, так это в искусстве обмана: «В Русской земле не знают и не употребляют ни латинского, ни еврейского, ни греческого языков ни митрополит, епископы, монахи или священники, ни князья или бояре, ни дьяки или подьячие. Все они пользуются только своим собственным языком. Однако и самый последний крестьянин так сведущ во всяких шельмовских шутках, что превзойдет и наших докторов-ученых, юристов, во всяческих казусах и вывертах. Если кто-нибудь из наших всеученейших докторов попадет в Москву, придется ему учиться заново!» – так писал Генрих Штаден, немецкий авантюрист, служивший при дворе Ивана Грозного.
Реформы Петра Первого имели целью народное просвещение, однако вместо этого насадили в людских головах полную путаницу. Высшие слои населения начали усваивать европейскую культуру, остальные ориентировались на прежние, допетровские, культурные и религиозные ценности. В каждом социальном кругу были свои мудрецы и простаки.
Народное невежество очень часто огорчало представителей образованного сословия. Островский в своих пьесах нередко передает нелепые разговоры купчих и свах о том, что «новый Бонапарт народился» и какое страшное слово «жупел». Особенное раздражение невежество вызывало у полуобразованных людей, которые недалеко продвинулись в науках, но научились презирать темный народ. Вот, к примеру, лакей Яша из чеховского «Вишневого сада», который то и дело фыркает: «Невежество!» А потом умоляет барыню, чтобы она взяла его с собой в Париж. Аргументы у него железные: в России он оставаться не может, потому что «страна необразованная, народ безнравственный».
Впрочем, русские образованные люди также подвергаются критике: «Они не лишены природного ума, но ум у них подражательный и потому скорее иронический, чем созидательный. Насмешка – отличительная черта характера тиранов и рабов. Каждый угнетенный народ поневоле обращается к злословию, к сатире, к карикатуре. Сарказмами он мстит за вынужденную бездеятельность и за свое унижение» – так комментирует Кюстин извечную русскую способность подмечать в жизни смешное.
А что сказать о русских талантах? Даже такие недоброжелатели, как Кюстин, отмечали талант и художественное чутье, которым были наделены русские крестьяне. «У русского народа, безусловно, есть природная грация, естественное чутье изящного, благодаря которому
Пьер-Шарль Левек писал: «Русским удаются фабрики и ремесла. Они делают тонкие полотна в Архангельске, ярославское столовое белье может сравниться с лучшим в Европе, стальные тульские изделия, быть может, уступают только английским. Русская шерсть слишком груба, чтобы можно было фабриковать из нее тонкие сукна; они некогда получали от иностранцев все сукно для обмундирования войск, а теперь иностранцы начинают получать его из фабрик этой страны. Русские настолько даровиты, что они сравняются и превзойдут в смысле индустрии другие народы, если они когда-нибудь получат свободу». Не всегда, значит, в России дело с промышленностью обстояло плохо.
Александр Дюма также отдает должное нашим умельцам: «Русские мастера – лучшие оправщики драгоценных камней в мире, никто лучше них не владеет искусством оправки бриллиантов».
Особенно интересны восторженные слова Франсуа Ансело, довольно язвительного и придирчивого французского путешественника, о русских работниках: «Способность русского простолюдина к ремеслам невероятна. Наугад выбранные хозяином для исполнения той или иной работы, эти крепостные всегда справляются с возложенными на них обязанностями. Им просто говорят: ты будешь сапожником, ты – каменщиком, столяром, ювелиром, художником или музыкантом; отдают в обучение – и спустя некоторое время они уже мастера своего дела!» Замечательные способности, по мнению Ансело, соединяются у русских с привычкой подчиняться: «Внимательные и преданные, они никогда не обсуждают полученное распоряжение, но беспрекословно выполняют его. Быстрые и ловкие, они не знают такой работы, которая была бы им не по силам».
Ансело поет хвалебную песнь русскому умельцу, который «не носит с собой множества специальных инструментов, необходимых теперь нашим рабочим для любого дела, ему довольно топора. Острый как бритва топор служит ему как для грубых, так и для самых тонких работ, заменяет ему и пилу и рубанок, а переворачиваясь, превращается в молоток». Разнообразные задачи «выполняются русским крестьянином в кратчайшее время с помощью одного-единственного орудия. Нет ничего проще, чем соорудить леса для покраски здания или для строительных работ: несколько веревок, несколько балок, пара лестниц – и работа выполнена быстрее, чем наши рабочие окончили бы необходимые приготовления. Эта простота в средствах и быстрота исполнения имеют двойное преимущество, сберегая и время и деньги владельца, а экономия времени особенно ценна в стране, где теплый сезон так недолог». Однако! Кто бы подумал, что русские могут быть более быстрыми и ловкими, чем французы!
Философ Иван Ильин считал, что русский народ наделен исключительной способностью к творчеству. «Отсюда наше неутолимое взирание, наша мечтательность, наша созерцающая "лень" (Пушкин), за которой скрывается сила творческого воображения. Русскому созерцанию давалась красота, пленявшая сердце, и эта красота вносилась во все – от ткани и кружева до жилищных и крепостных строений. От этого души становились нежнее, утонченнее и глубже; созерцание вносилось и во внутреннюю культуру – в веру, в молитву, в искусство, в науку и в философию».
После знакомства с русским искусством и наукой XIX – XX веков европейцы больше не отказывают нашему народу в уме и таланте. Тем большее недоумение вызывает русская бедность и всевозможные лишения, которые сопутствуют нам по сей день.
Левша подковал блоху – и мы гордимся. Вот, дескать, русский умелец – зоркий глаз, верная рука. А забываем его дальнейшую судьбу. Ведь вернулся он с чужбины в Россию пьянехонек, и оставили народного героя помирать под забором. Вот такая участь суждена в России умельцам и талантам. И не то чтобы нарочно гнобили – а так, просто забыли о нем. Много их, умельцев, в России. Поэтому России их не жаль.