Боже, спаси русских!
Шрифт:
Сейчас, похоже, еду собирают в дорогу не столь основательно, а все больше легкомысленно надеются, что «на месте можно будет купить чего-нибудь». А ведь было время – соседи по купе друг друга едой угощали. Помнится одному из авторов попутчик, достающий толстые ломти деревенского сала. Извиняющимся тоном он говорил: «Это мать так нарезала. Она у меня неграмотная...» Трогательно говорил. До слез. А как вкусно было! Сейчас все чаще каждый ест свое. Да и разговоров меньше. Что значит влияние Запада! Все меньше соборности, все больше индивидуального пространства.
Дорожная общительность,
Большую часть русской литературы составляют именно разговоры и признания попутчиков – особенно на железной дороге. В полутемном вагоне Рогожин рассказал князю Мышкину о роковой женщине Настасье Филипповне, а толстовский Познышев поведал попутчику, как супругу убил. На занесенном снегом полустанке Вронский признался в любви Анне Карениной. На вокзале (опять-таки утонувшем в снегу) случайно встретились бунинский герой-композитор и его возлюбленная.
Железная дорога – место разлук и трагических развязок. Бросилась под поезд Анна Каренина, бежала за поездом соблазненная и покинутая Катюша Маслова, лежала «под насыпью, во рву некошеном» безымянная блоковская героиня, которая так любила смотреть на проходящие поезда. Не случайно поэт Иннокентий Анненский помещает среди своих печальных стихотворных трилистников «Трилистник вокзальный».
Эта дорожная печаль оказывает свое воздействие и на нашего современника Дмитрия Быкова, создавшего сборник рассказов «ЖД», действие которых связано с поездами. Там, конечно, тематика сильно зависит от того, в поезде какого класса едут герои. Ежели скоростным транспортом пользуются – все этак гламурно. А если простые поезда – вот тут и начинается всякая дорожная жуть твориться и тоскливая нежить в вагонные окна заглядывать – мистика, в общем. Не забудем и мистически-философскую повесть «Желтая стрела» Виктора Пелевина, в которой описывается поезд, с которого невозможно сойти...
Дорога может пролегать и по воде. Пароходы не менее поездов окружены романтическим ореолом. Здесь происходит объяснение в любви Ольги и Рябовского (чеховский рассказ «Попрыгунья»). Другой чеховский герой Шамохин рассказывает попутчику на борту парохода о своей любви к девушке Ариадне. Герои бунинского рассказа «В ночном море» подводят итог прожитых лет, вспоминая о былой страсти. А персонажи романа Марка Алданова «Бегство» спасаются на пароходе из революционной России. Едва избавившись от смертельной опасности, они принимаются философствовать о самых важных вопросах бытия...
Лирические герои Блока с нетерпением ждут прихода кораблей. Дело в том, что сам Блок жил в Петербурге недалеко от пристани, и, безусловно, чувствовал, что корабли из далеких стран делают мир «заманчивей и шире». Немалую роль в нашей истории сыграл знаменитый «философский пароход», на котором отправилась в изгнание русская интеллигенция. Это событие как-то укладывается в логику отечественной культуры, где тема парохода тесно связана с размышлениями о вечном и судьбах России.
Дорога паломников
С возрастанием интереса к религии в последние два десятилетия произошло возрождение такой важной составляющей религиозной жизни как паломничество. Паломническую путевку, как самую обыкновенную туристическую, вы можете купить, их продажей занимаются известные церковные организации. В этом случае вы избавлены от всех сложностей: вас привозят в монастырь, все показывают-рассказывают, вы молитесь, ахаете и восхищаетесь. Однако многие русские, будучи стеснены в средствах, предпочитают паломничество самостоятельное. Для этого требуются только деньги на билеты. А дальше – все просто: в монастыре вам предоставят кров и пищу, а вы будете работать. В этом случае вас могут называть даже не «паломником», а «трудником».
При каждом монастыре существует гостиница для паломников. Если вы не являетесь духовной особой, условия вас ждут самые спартанские, однако сетовать на неудобства здесь не принято. Монастырская трапеза скромна, а вот труд может быть тяжелым. Вы все равно радуетесь самому факту, что находитесь в святом месте.
В паломничество к святыням периодически отправляется каждый русский воцерковленный человек. В каждом монастыре трудятся десятки паломников, а некоторые миряне живут в святых обителях годами. Иногда православные навсегда покидают насиженные места без основательных, с обыденной точки зрения, причин. Приехала, к примеру, образованная девушка красотой монастырской полюбоваться, да и осталась. На огороде работает, в застиранной юбке ходит, и вполне довольна своей жизнью.
Паломничество может превратиться в основное занятие или, по крайней мере, в одно из главных увлечений, ибо монастырей в России столько, что за всю жизнь не объедешь. А до 1917 года было значительно больше.
Александра Дюма наши обители несколько утомили: «Монастырей в России столько же, сколько гор в Швейцарии, озер в Финляндии, вулканов в Италии. Наступает момент, когда горами, озерами, вулканами любуются только для очистки совести, их еще продолжают посещать, но перестают описывать». Настоящему же православному паломнику, упрямому и восторженному, монастыри не надоедают никогда.
В старину русские паломники – калики-странники – были несколько другими. Они упоминаются в хождении Даниила игумена в Иерусалим. В былинах они изображены как дородные добрые молодцы, силачи, одетые в шубы соболиные. Лапотки у них семи шелков, с вплетенным в носке камешком самоцветным; костюм их дополняют сумки из рыжего бархата, клюки, иногда из дорогого «рыбья зуба» (моржовых клыков), и шляпы земли Греческой. Не очень удобная одежда для путешествия! В жизни, думается, все было поскромнее.
Слово «калика» произошло от названия обуви средневековых странников. Из многочисленных русских паломников в Святую землю одни, зажиточные, возвращались к прежней жизни, другие, бедные, поступали под призрение церкви. Совершившие странствование ко святым местам, неимущие калики пользовались особым уважением. Каждый считал за честь накормить паломника, подать ему милостыню.
Слово «калика» – или «калека» – означало на Руси нищего странника, а так как Христовым именем питались и люди с физическими недостатками, это слово впоследствии перенесли на человека искалеченного, инвалида.