Божественный кулак Масутацу Ояма
Шрифт:
Конечно, в иллюзиях, предшествовавших 50 боям, у меня было желание «повырубать» как можно больше противников, «засадить» кому-нибудь так, чтобы боялись, показать всем, что мы, русские, сильнее всех, кипело чувство патриотизма. Но если бы я постарался воплотить эти свои иллюзии на практике, то я вряд ли сидел бы сегодня с вами. В конце концов, я был один без единого помощника в окружении отличных японских бойцов, каждый из которых тренировался так же, как и я сам, каждый желал добиться успеха в бою и совсем не хотел подставляться под мои удары. В их числе были, между прочим, и члены японской сборной – сильнейшей сборной Кёкусинкай в мире. Уверен, что если бы я повел бой на «уничтожение», то вряд ли ушел бы оттуда живым. Поэтому я сделал акцент не на силе ударов, не на «выносе» противников, а на скорости, контроле ситуации, экономии и адекватности. Это не принесло мне много оценок вадзаари и иппон,
Ну, и самое главное. Я не должен был пропустить ни одного тяжелого, нокаутирующего удара. Потому что такой удар – это крушение всего, крах мечты. Это новое Мицуминэ, новый кросс на дистанцию в 22 километра, новые травмы, переживания… А будет ли у меня для всего этого возможность? Ведь мне уже сорок три!
А. Г.: Вы специально разрабатывали тактику для теста?
А. Н.: Нет, эта тактика вырабатывалась годами. Моей сильной стороной всегда была работа «вторым номером». Я очень хорошо знаю ее достоинства и люблю ее. Работа «вторым номером» позволяет быстро узнать противника, понять его возможности, сильные и слабые стороны, его психологический настрой. Знание противника позволяет сбросить напряжение, раскрепостить сознание, приобрести тактическую и техническую гибкость. Для меня знание противника — самое эффективное успокоительное средство. Узнавать противника и не давать ему возможности узнать меня — это мой принцип. 50 боев — это 50 разных противников с разными манерами боя, привычками, сильными и слабыми сторонами, настроем. Если боец не способен распознавать особенности противников и подстраиваться под них, навязывать им свой бой, он не сможет пройти теста. Поэтому я провоцировал противников в начале боя, смотрел, что они умеют и любят делать, и постоянно контролировал ситуацию.
Я убежден, что тактика работы «вторым номером», которую я избрал для годзюнин–кумитэ, была единственно верной. Своей задачей я ставил не «повырубать» как можно больше противников, а достойно отстоять все 50 схваток, чтобы потом я мог спокойно смотреть в глаза своим ученикам и требовать от них стопроцентной выкладки на тренировках.
А. Г.: Александр, мне приходилось видеть видеозаписи 50 боев. И знаете, иногда создается впечатление, что бой идет как бы в щадящем режиме. По крайней мере, на чемпионатах бои более интенсивные и бескомпромиссные. Что Вы скажете по этому поводу?
А. Н.: Скажу, что изнутри все воспринимается иначе. Конечно, бои во время теста не такие бескомпромиссные, как, скажем, на чемпионате мира. Если бы бои во время годзюнин–кумитэ были бы такие же, как на чемпионате мира, думаю, самых сильных бойцов выносили бы с татами уже где-нибудь после пятого боя. Ведь противники-то — не мешки и не лапы. А сильные бойцы, в том числе «сборники», которые сами готовы побеждать, которые сами могут покалечить и даже убить противника и совсем не горят желанием, чтобы вы их покалечили. И все это понимают и потому ведут бой достаточно корректно. Но, уверяю вас, бьют во время годзюнин–кумитэ по–настоящему, изо всех сил. Расслабляться нельзя ни на мгновение, постоянно присутствует ощущение самой серьезной опасности. Тем более, что каждый выходящий на татами дает подписку о том, что ни он, ни его родные не будут предъявлять претензий в случае получения увечья или смерти. Может быть, со стороны кому-то и покажется, что в годзюнин–кумитэ бои щадящие. Я же прочувствовал их совсем иначе. Одно дело смотреть видеозапись в удобном кресле с кружкой пива, другое — выходить на татами после того, как двое парней получили такие тяжелые нокауты, что никакие меры срочной реанимации не помогли привести их в чувства, и их в бессознательном состоянии вынесли из зала на носилках и погрузили на скорую, после того, как одному из претендентов на 5–й дан ударом ноги сломали палец, так, что кость вылезла наружу, а он продолжал драться одной рукой, принимая на себя град ударов противников — ведь травма, по нашим правилам, не является основанием для прекращения теста.
А. Г.: А какая вообще была атмосфера в зале? Как были настроены Ваши противники? Как они вели себя по отношению к Вам?
А. Н.: Японцы вели себя совершенно корректно, очень уважительно. Именно так должны вести себя настоящие бойцы, ведь мы все проходим через одни и те же испытания, преодолеваем свой страх, боль, травмы. После окончания моего теста была настоящая овация. Искренняя, теплая, действительно берущая за душу. У меня сразу взял интервью представитель кёкусинкаевского журнала «Варудо каратэ» («Мировое
А. Г.: Какой момент был самым трудным во время теста?
А. Н.: Приблизительно после сорокового боя я как-то выбился из ритма. Я не то чтобы физически выдохся, хотя физические силы действительно уже были практически истощены. Нужно было переключиться на другой «источник питания» — на дух, и это потребовало некоторого времени. Вот здесь пришлось очень тяжело, я провел четыре боя подряд вничью. Но потом у меня как бы открылось второе дыхание, и все наладилось. Из шести последних боев четыре я выиграл, два — проиграл, но оба просто из-за того, что выронил палочку–нигирибо, которую нужно постоянно держать в кулаке. В последней схватке с Мацуда Сёго я выложился до конца, мы вошли в такой раж, что совершенно забыли, что это экзамен на повышение степени, а не бой за чемпионское звание, и бились изо всех сил, не жалея друг друга. Я даже удара в барабан, возвестившего о конце боя не услышал. И только крик сихандай (помощника сихана) Ёкомидзо Гэндзо «Харасё, Александр!» вывел меня из этого гипнотического состояния.
А. Г.: Александр, Ваши первые ощущения, мысли?
А. Н.: Сначала было чувство эйфории. Зал взорвался аплодисментами, одобрительными криками. Японцы подходили и поздравляли меня, постоянно повторяя фразу «Гуд файтингу»! Я ощущал, что с последним ударом барабана я просто переродился, стал новым человеком. У меня был такой взрыв энергии, что, казалось, мне все под силу.
Но потом вдруг пришло осознание того, что теперь на меня ляжет новая ответственность, что теперь мне придется еще больше работать, купаться в море пота, что нужно будет многое изменить в жизни, переосмыслить самые главные вещи, понять свое место в обществе, взаимоотношениях с другими людьми. Пришло ясное понимание, что начинается какой-то новый этап в жизни — с новыми возможностями и новыми обязанностями.
И тут, в памяти всплыло воспоминание о моей юности. Вспомнилось, как в армии, в составе разведроты мы «штурмовали» одну гору. Четыре с половиной тысячи метров, десять часов восхождения с полной выкладкой в непроницаемом молочном тумане. Мы думали, что не выдержим, не дойдем. И все-таки сумели, взошли на вершину, установили знамя, произвели салют. Нас охватило чувство дикого восторга: «Ура! Спецназ!» И вдруг, в одно мгновение этот молочный туман рассеялся, нас буквально ударило солнце, и впереди мы увидели еще более высокую вершину. От ее льдов отражались лучи солнца, и она вся сияла. Ледяная, неприступная. Мы смотрели на нее, как завороженные. Она буквально подавила нас своим величием. И тут наш комроты сказал: «Вы должны быть там»!
notes
Примечания
1
Родился в 1922 г. Заниматься каратэ Сётокан начал в 1939 г. у Фунакоси Гитина и Фунакоси Гиго. В настоящее время 7–й дан Всеяпонской федерации каратэ-до, член президиума Токийской федерации каратэ, член аттестационного комитета, инспектор по судейству на соревнованиях, глава зала Кэнкодзюку Будокан Международной лиги каратэ-до Сётокан (Кокусай Сёто каратэ-до рэнго).
2
Общежитие окинавских студентов, в котором первоначально преподавал каратэ в Токио Фунакоси Гитин.
3
Она же рэйгаку — «наука о духах». Учение о мире богов–ками и духов и методах установления контакта с ними, созданное Хонда Тикаацу (1822–1889).
4