Божественный лик Византии
Шрифт:
Только с появлением на Западе новой волны германских племен (франки), захватывавших земли Римской империи, совпавшей к тому же по времени с расцветом иконоборчества в Константинополе и известным духовным кризисом на Востоке, возникают качественно новые предпосылки для оформления и реализации политических идей апостоликов. Теснимые лангобардами, понтифики не получили помощи от Византии, с которой находились в натянутых отношениях, и призвали для обеспечения собственной безопасности франков. После победы последних над лангобардами папы оказываются перед выбором – либо франки, либо Византия.
Рим совершенно не устраивала практика византийских императоров, часто самостоятельно поставлявших патриархов и пап и снимавших их, а также их вмешательство наряду и помимо пап в догматические споры и очевидная поддержка ими ненавистного Константинопольского патриарха. А, надо сказать, к этому времени папы уже всерьез опасались растущего влияния епископа царственного града, владевшего на Востоке широкими административноцерковными полномочиями и многими территориями.
Франки казались предпочтительнее. Не связанные имперской традицией Византии, едва выйдя из состояния дикости, не обладая устойчивым государственным мышлением, они казались тем удобным материалом, из которого можно лепить свои замыслы. К франкам еще могли быть обращены слова, позднее сказанные папой Григорием VII: «Так не есть ли это безумие, когда сын хочет подчинить себе отца и ученик учителя?» 344 Но такое едва ли в то время можно было сказать преемникам св. Константина Великого.
344
Чичерин Б.Н. История политических учений. Т. 1. С. 138.
И понтифики выбор делают – они начинают свой великий поход, цель которого не только восстановление за счет свежих, воинственных и, как им казалось, послушных германских племен единства Великой Римской империи, но и сосредоточение духовной и политической власти в одних руках. Это представлялось им возможным исключительно при условии полного и абсолютного единодержавия Римского понтифика как в духовной, так и в политической сферах. Не сепаратистские настроения, не желание создать в противоположность Византии новую империю, а именно восстановление имперского тела некогда великой и неделимой Римской империи, но уже с папой во главе – вот основная цель дерзновенных мечтаний.
В 754 г. папа Стефан II (752—757) в аббатстве СенДени, проигнорировав династические права Меровингов, помазал как короля франков Пипина Короткого (752—768), его супругу и двух его сыновей, одновременно наделив их саном патрициев Рима, тем самым грубо нарушив права Византийских императоров. Равенна до последнего времени была экзархатом Византии, и папы фактически посягнули на имперскую территорию. Пусть и завоеванная вначале лангобардами, а затем франками, в глазах византийцев это все равно была земля Империи, только временно оккупированная. А папа не только признал иные политические права на имперские земли, но и, более того, согласился стать вассалом Франкского короля, который наделил его этими территориями, т.е., выражаясь современным языком, принял франкское подданство.
В качестве благодарности Пипин своим дарственным актом отдал, правда, как своему вассалу, «в вечную собственность апостолу Петру и его представителю папе, а также всем его преемникам» Рим, Равенну и прилегающие территории, которые стали основой для создания нового Папского государства. С этого времени Рим уже никогда более не будет датировать свои официальные документы годами правления Византийских императоров, как это было ранее. Попутно Рим начинает чеканить собственную монету. Это был по существу акт беспрецедентного неповиновения политической власти Византийских императоров, попытка примерить на себя те полномочия, которыми исстари владели Римские василевсы.
Папы и ранее неоднократно в силу необходимости самостоятельно решали вопросы защиты Вечного города от варваров, но как подданные византийских самодержцев они обязаны были рассчитывать на их помощь. Теперь же права на данные территории отошли к Франкскому королю. Любая попытка вооруженного вмешательства Константинополя выглядела уже как международный конфликт, как посягательство на права Франкской короны.
Ситуация любопытна не только с политической, но и с правовой точки зрения. Ни папа, ни Пипин не решались самостоятельно взять то, что составляло предмет их вожделений. Франки не владели той землей, которая «приглянулась» папе и которая по историческому праву принадлежала одной Византии. Папа не имел никакого отношения к вопросу о законности прав той или иной династии на королевский титул. Но, не являясь правомочными лицами, Пипин и Стефан подарили друг другу то, к чему стремился каждый из них и на что никто из них не имел права. Однако эта ничтожная по своей природе сделка вскоре стала краеугольным камнем в последующих отношениях понтификов с королями Франции и императорами Запада.
При всем коварстве разыгранной интриги казалось, что папа ничего не приобрел в статусе, даже, возможно, потерял. Но понтифик смотрел дальше. Он впервые предоставил политическую власть монарху, стал ее источником. Это и было главное, что выиграли папы и что отныне стало главенствующим и культивируемым принципом их взаимоотношений с королями и императорами.
В 800 г. папа Лев III (795—816) пошел еще дальше и возложил корону императора Западной империи на главу Франкского короля Карла Великого (768—814), вложив в его руки знаки императорского достоинства и на коленях произнеся традиционные в таком случае славословия. Конечно же, папские амбиции не имели ничего общего с желанием укрепить власть короля на захваченные территории, возвеличить его имя и создать новое государство. Папа искренне желал воочию убедиться в торжестве своего идеала – создании всемирной теократической Империи, где послушный король правит под духовной властью Римского епископа. Понтифика интересовали не частности, которые имели только тактическое значение, а вся Римская империя, включая Константинополь.
Не случайно вскоре после коронации Франкского короля при посредстве понтифика ведутся активные переговоры о бракосочетании дочери Карла и сына императрицы св. Ирины (780—790, 797—802), восстановившей в Константинополе иконопочитание, а затем уже и о женитьбе самих императоров. В этом случае цель для папы была бы достигнута: Империя вновь восстановится в единое политическое тело, Восточная церковь, освобожденная от ереси иконоборчества, восторженно признает духовную власть апостолика, а сам он, окормляя сильных государей западной и восточной части своей Державы, примет бразды правления в крепкие руки.
Этот план не был совсем уж утопичным, как могло бы показаться; по крайней мере, он вполне укладывался в особенности византийского менталитета того времени. Даже после коронации Карла еще очень долго имперское сознание ромеев не могло смириться с тем, что рядом с Империей возникло какоето иное политическое образование, причем на имперских же землях.
Поэтому они прилагали серьезные усилия для воссоединения этих, как им казалось, неотъемлемых друг от друга территориальных половинок. Любопытно, что еще в 867 г. Византийский император Михаил III (856—867) предлагал Луи II признать его императорский титул при условии отказа от политического суверенитета, надеясь таким образом восстановить некогда бывшую практику, когда и Запад и Восток управлялись соимператорами, а вместе оба царя зримо являли одну Империю и одну власть 345 .
345
Дворник Ф. Идея апостольства в Византии и легенда об апостоле Андрее. С. 278.
Такой план вполне устраивал и понтификов. По большому счету, с точки зрения пап, система всего лишь копировала ситуацию времен императора св. и равноапостольного Константина Великого, с той лишь разницей, что пресловутый «Константинов дар» папы Сильвестру I (314—335), о котором скажем ниже, уже не будет «узурпирован» царями.
Отвергнув Византийского императора, папа не думал отказываться от роли «вселенского судьи», а помимо этого играл на тактических нюансах, взвешивая на своих весах, с кем можно вступать во временные альянсы для умножения собственной власти, а с кем нужно и повременить. Поэтому, уже давно не состоя под юрисдикцией Византийских монархов, папы именно к ним обращали свои просьбы о переподчинении Риму некоторых епархий. В частности, папа Николай I (858—867) просил у Василия I Македонянина (867—886) о возврате под свое окормление Болгарии. Он же настойчиво вмешивался в спор о поставлении вместо св. Игнатия (847—858 и 867—877) на Константинопольский престол патриарха св. Фотия (858—867 и 877—886) 346 . Папа обращался к тому, кто реально мог обеспечить этот акт передачи епархий из ведения Константинополя в ведение Рима, а также напоминал о своих прерогативах.
346
Лебедев А.П. История разделения церквей в IX, X и XI веках. СПб., 2001. С. 32—42.