Божество реки
Шрифт:
— Наконечник стрелы вошел глубоко. Будет очень больно, но я дам порошка красного шепена, сонного цветка, чтобы успокоить боль.
— Где моя старшая жена, царица Лостра? — спросил царь, и моя госпожа немедленно ответила:
— Я здесь, мой господин.
— Мне нужно кое-что сказать. Призови моих министров и писцов, чтобы мое заявление было засвидетельствовано и записано.
Писцы и министры заполнили маленькую жаркую каюту и молча встали вокруг.
Затем фараон протянул руку к госпоже.
— Возьми мою руку и слушай, — приказал он. Она опустилась на колени рядом с ним и сделала, как ей было приказано, а царь продолжал тихим, почти бессильным шепотом:
— Если я умру, царица Лостра будет править за моего сына. За время нашего брака я узнал, что она человек сильный и здравомыслящий, если бы она не была таковой, я бы не возложил на нее эту обязанность.
— Благодарю тебя, Великий Египет, за доверие, — прошептала царица Лостра, и фараон стал говорить ей лично, хотя каждый человек в каюте слышал его слова.
— Окружи себя мудрыми и честными людьми. Учи моего сына всем добродетелям царствования, которые мы с тобой обсуждали. Ты знаешь мои мысли об этом.
— Да, ваше величество.
— Когда он станет взрослым и сможет взять в свои руки плеть и посох, не пытайся мешать ему. Он мой прямой потомок и потомок моей, династии.
— Я с радостью выполню твой наказ, потому что он не только сын своего отца, но и мой сын.
— Пока ты будешь править, правь мудро и думай о моем народе. Многие будут пытаться вырвать из твоих рук знаки царской власти. Я имею в виду не только нового жестокого врага, этих гиксосов, но и других, тех, кто может оказаться гораздо ближе к твоему трону. Ты должна противостоять всем. Сохрани двойную корону для моего сына.
— Я сделаю, как ты говоришь, божественный фараон. Царь на некоторое время замолчал, и я уже подумал, что он потерял сознание, но Мамос вдруг снова вцепился в руку моей госпожи.
— Я хочу возложить на тебя еще одну обязанность. Моя гробница и мой храм еще не закончены. Теперь им, как и всему моему царству, угрожает опасность от врагов, нанесших нам сегодня поражение. Если мои военачальники не смогут остановить их, гиксосы дойдут до Фив.
— Мы будем молить богов, чтобы этого не случилось, — прошептала госпожа.
— Я строго приказываю тебе забальзамировать мое тело и похоронить его со всеми моими сокровищами в соответствии со строжайшими обрядами Книги Мертвых.
Госпожа моя молчала. Я думаю, уже тогда она поняла, насколько обременительное поручение возлагает на нее фараон.
Он крепче сжал ее руку, и она поморщилась от боли.
— Поклянись мне своей жизнью и надеждой на бессмертие. Поклянись мне перед моими министрами и царской свитой. Поклянись мне именами Хапи, твоей покровительницы, и благословенной троицы: Осириса, Исиды и Гора.
Царица Лостра с мольбой посмотрела на меня. Я понимал: если она даст слово, то сдержит его любой ценой, чего бы это ей ни стоило. В этом она походила на своего любимого. Ее с Таном связывал один закон чести. Я понимал также, что всем ее близким тоже придется поплатиться за это. Клятва, данная сейчас царю, тяжелым бременем ляжет на всех нас, включая царевича Мемнона и раба Таиту. Однако царю, лежащему на смертном одре, противоречить невозможно. Я едва заметно кивнул. Позже я тщательно рассмотрю все детали клятвы и как истинный законник предложу более или менее разумное толкование.
— Я клянусь Хапи и всеми богами, — сказала царица Лостра тихо, но ясно, и в последующие годы я сотни раз буду сожалеть о том, что она произнесла эти слова.
Царь удовлетворенно вздохнул и отпустил ее руку.
— Теперь я готов, Таита, и, какую бы судьбу ни уготовили мне боги, пусть она свершится. Дайте мне еще раз поцеловать сына.
Маленького царевича подвели к нему, а я тем временем без всякой церемонии выгнал из каюты толпу вельмож. Потом приготовил сильнейший настой красного шепена, потому что знал, что боль может свести на нет все мои усилия и погубить моего пациента так же быстро, как и неверное движение скальпеля.
Когда царь выпил весь настой, я подождал, пока его зрачки не сузились до размера острия булавки, а веки опустились. Потом отослал царевича к нянькам.
ПОКИДАЯ Фивы, я предполагал, что мне придется извлекать из ран стрелы, поэтому я взял с собой свои ложки. Я сам придумал этот инструмент, хотя какой-то лекаришка из Газы и еще один из Мемфиса заявляли, что именно они изобрели их. Я благословил свои ложки и скальпели в огне лампы, и вымыл руки горячим вином. — По-моему, не очень разумно пользоваться ложками, когда наконечник стрелы находится так близко от сердца, — сказала госпожа, наблюдая за моими приготовлениями. Временами она ведет себя так, будто превзошла своего учителя.
— Если я оставлю стрелу на месте, начнется омертвение. Это убьет так же надежно, как если бы я отрубил ему голову. Ложки — единственный способ спасти его.
Какое-то мгновение мы смотрели друг другу в глаза, как будто разговаривали без слов. Все это было в видении лабиринтов Амона-Ра. Неужели мы не хотели, чтобы их добрые предзнаменования сбылись для нас?
— Он мой муж, он фараон. — Госпожа взяла меня за руку, чтобы придать вес своим словам: — Спаси его, Таита. Спаси его, если можешь.
— Ты же знаешь, я постараюсь сделать это.
— Тебе понадобится моя помощь? — Она часто помогала мне раньше; я кивнул и наклонился над царем.
Существует три способа, с помощью которых можно попытаться вынуть стрелу. По первому я должен был просто выдернуть ее. Я слышал об одном хирурге из Дамаска, который нагибал к земле гибкую ветку дерева и привязывал к древку. Потом он отпускал ветку и выдергивал стрелу из живой плоти упругой силой дерева. Я никогда не применял такого жестокого способа лечения, так как знал, что немногие пациенты выжили бы после подобной операции.