Божество реки

Смит Уилбур

Я внимательно следил за лицом фараона. Он, не отрываясь, глядел на Лостру, и губы его беззвучно шевелились, сочувственно повторяя слова, исполненные горем:

Сердце мое — газель В львиных когтях печали…

Она оплакивала брата, и царь со всей своей свитой горевал вместе с ней.

Мед мне больше не сладок, Цветы пустыни не пахнут. Душа — опустевший храм, Покинутый

богом любви.

В переднем ряду несколько царских жен начали всхлипывать и что-то жалобно бормотать, но никто даже не поглядел на них.

С улыбкой я встречу смерть. Я с радостью дам ей руку. Если она отведет Меня к моему властелину.

Теперь уже не только царские жены, а все женщины и большая часть мужчин плакали. Слова Исиды и ее красота были неотразимы. Казалось невозможным, что боги могут испытывать такие же чувства, как и смертные, но слезы медленно стекали по щекам фараона, оставляя следы черной туши, и он, моргая, как сова, глядел на госпожу Лостру.

Нефтида вышла на сцену и спела дуэтом с сестрой, а затем они, взявшись за руки, пошли искать разбросанные куски тела Осириса.

Конечно же, я не стал подкладывать им настоящие куски тела Тода. Во время перерыва я приказал моим помощникам собрать его тело и отнести бальзамировщикам. Я сам оплатил расходы на похороны Тода. Мне хотелось как-то искупить свою вину за участие в убийстве несчастного. Там не было той части тела, которую фараон все еще держал в руке, но я надеялся, что боги сделают исключение и позволят Тоду войти в подземное царство и он не будет думать обо мне слишком плохо. Я считаю, что мудро иметь друзей везде, где только возможно, — и в этом мире, и в том, где мы можем оказаться после смерти.

Чтобы предоставить зрителям тело бога, я приказал художникам Некрополя изготовить великолепную картонную мумию, изображавшую Осириса в гробу в торжественном одеянии, со скрещенными на груди руками. Я разделил эту мумию на тринадцать частей, которые собирались как детские кирпичики.

Когда сестры находили каждую часть тела бога, то пели ей хвалебный гимн. Воспевали его руки, ноги, тело, божественную голову.

Такие глаза, как звезды в ночи. Вечно должны светить. Смерти туману их красоты Саваном не укрыть.

Потом, когда они собрали тело Осириса, не считая недостающего талисмана, стали вслух рассуждать о том, как вернуть его к жизни.

Вот здесь-то мне и представилась возможность ввести в спектакль один существенный элемент, чтобы удовлетворить вкусы простого народа. В каждом из нас живет сильная склонность к похоти, и драматург или поэт всегда должен помнить об этом, если он хочет нравиться зрителю.

— Есть только один верный способ вернуть к жизни нашего дорогого господина и брата. — Я вложил эти слова в уста богини Нефтиды. — Одна из нас должна совершить акт деторождения с его разрушенным телом, чтобы оно соединилось воедино и в нем опять загорелась искра жизни.

Зрители заволновались и наклонились вперед в предвкушении нового зрелища. Это предложение пришлось по вкусу даже самым похотливым из них, склонным к кровосмесительству и некрофилии.

Меня долго мучило, как представить этот эпизод из мифа о воскресении Осириса. Госпожа моя потрясла меня, когда заявила однажды, будто сама хочет сыграть роль до конца. У нее даже хватило наглости указать мне с обычной дерзкой улыбочкой, что она приобретет ценные знания и опыт, исполняя эту роль. Я не уверен, шутила она или действительно хотела сыграть все сама, но не согласился, и у нее не было возможности доказать свою верность роли или отсутствие таковой. С ее репутацией и честью семьи шутить нельзя, это слишком ценный товар.

И вот по моему сигналу, когда полотняный занавес снова задернули и госпожа Лостра быстро покинула сцену, на ее место пришла одна из дорогих куртизанок, которая занималась своим ремеслом во дворце любви около порта. Я нанял эту девку, переговорив с несколькими представительницами ее профессии, отчасти из-за того, что ее красивое молодое тело очень походило на тело моей госпожи. Конечно, лицом своим она никак не могла сравниться с госпожой Лострой. Да я и не знаю, кто мог бы с ней сравниться.

Как только двойник богини занял свое место, позади сцены зажглись факелы, и ее тень появилась на занавесе. Она начала раздеваться самым соблазнительным образом.

Мужчины приветствовали ее телодвижения веселыми воплями, решив, что раздевается Лостра. Под их скабрезные шутки блудница двигалась все похотливее, и публика приняла это зрелище еще более одобрительно, чем убийство Осириса в первом действии.

Это место в спектакле долго мучило меня: как изобразить акт оплодотворения, если его просто некуда повесить? Мы только что видели, как Осириса насильственным путем лишили нужного штырька. В конце концов, пришлось прибегнуть к старому театральному фокусу, который так раздражает меня в работах других драматургов. Я имею в виду вмешательство богов и их сверхъестественную власть.

Госпожа Лостра говорила из-за кулис, а ее второе «я», представленное в виде тени на занавесе, встало над мумией Осириса и выполнило магические движения.

— Мой дорогой брат, редчайшей и чудеснейшей властью, данной мне нашим прародителем Амоном-Ра, я возвращаю тебе те мужские части твоего тела, которых жестокий Сет лишил тебя, — пропела госпожа. Я снабдил мумию небольшим устройством, благодаря которому за веревочку, протянутую через блок под крышей храма над самим Осирисом, можно было поднять необходимый предмет. При последних словах Исиды деревянный фаллос почти с руку длиной, прикрепленный к паху бога, поднялся во всем своем царственном великолепии. Зрители ахнули от восхищения.

Когда Исида ласкала его, я дергал за веревочку, и он тоже дергался и как бы изгибался. Зрителям это нравилось, но больше всего им понравилось, когда богиня оседлала простертую мумию божества. Судя по тому, насколько умело изображала она экстатические движения гибкого тела, блудница, которую я выбрал, действительно была одной из величайших представительниц своей профессии. Зрители признали великолепие игры и все время подбадривали ее неистовыми воплями и похабными советами.

Во время кульминации этого эпизода факелы погасли, и храм погрузился в темноту. В темноте произвели замену актеров, и когда факелы зажглись снова, госпожа Лостра стояла посреди сцены с новорожденным младенцем на руках. Одна из рабынь на кухне предусмотрительно родила за несколько дней до этого, и я одолжил у нее ребенка на спектакль.