Божество смерти
Шрифт:
— Можете — значит, можете, — пожал плечами Римо.
— Но на авианосец!..
— И на него сможете.
— Для этого нужно специальное обучение!
— Я вас научу, — пообещал Римо.
— Как же вы меня научите, если не умеете сами?
— Я не говорил, что не умею. Я не умею только водить самолет.
— Но это же чепуха какая-то! — вскричал насмерть перепуганный идриец.
— Не волнуйтесь, — успокоил его Римо. — Все будет хорошо. Давайте, заходите на авианосец.
Для этого им пришлось пролететь над всем Шестым флотом. Уже несколько минут их «пасли» американские истребители, пролетая в угрожающей близости.
— Вы не думайте о них. Пусть они вам не мешают.
— Как же мне о них не думать, спрашивается?
— Я вас этому научу. И как сажать самолет — тоже.
— Но вы же сами сказали, что не умеете.
— Нет, — согласился Римо.
— Мне кажется, вы сумасшедший.
— Нет — просто еще живой и надеюсь таким же и оставаться. Итак, первое, на что вам нужно обратить внимание, — это небо.
— Оно все забито американскими самолетами. И эти пилоты считаются лучшими в мире... хотя нет, лучшие, пожалуй, израильские. Мы, наверное, прокляты, нам все время попадается сильный противник.
— Вы не следуете моим указаниям. Всмотритесь в небо. Думайте о нем, слушайте его, чувствуйте. Облака, воздух, влагу, простор... станьте частью всего этого.
— Мне кажется, у меня почти получилось...
— Теперь дышите. И думайте о своем дыхании. Думайте о вдохе, о выдохе, снова о вдохе...
— Думаю... о, мне кажется, я чувствую себя лучше...
— Разумеется. А теперь вспомните о самолетах — и забудьте о них.
— Я и не вспоминал...
— Конечно.
— Но как вы это делаете?
— Очень просто: если я велю вам не думать о желтом слоне, вы только о нем думать и будете. Но когда вы начинаете думать о дыхании, то автоматически отключаетесь от всего, что вокруг вас.
— Да, это верно...
— Ваше дыхание — самое важное, — продолжал Римо. — Растворитесь в нем.
Он увидел, как опали судорожно поднятые плечи летчика, — тот явно расслабился. Теперь даже имеющийся у него малый опыт должен сработать. Римо помог ему снизиться, пройти сквозь облака, и когда внизу показался крохотный, словно поплавок, силуэт авианосца, всячески — отвлекал пилота от разговоров о посадке, заставляя его в то же время думать о палубе как о ровном, широком поле, а не как об обрыве или крае пропасти.
Один из самых сложных маневров в авиации — посадка на зыбкую палубу военного корабля, но прежде чем пилот успел это осознать, истребитель уже заруливал на посадочную площадку. В этом и была хитрость — если бы пилот хоть на секунду вырвался из-под власти уверенного голоса сидевшего рядом с ним человека с широкими запястьями и понял, что все-таки сажает самолет, то неизбежно запаниковал бы.
Самолет немедленно окружили идрийские солдаты, сплошь увешанные оружием, но они не держали автоматы наизготовку, как охранники в президентском дворце Эти люди вели себя совсем по-другому. Однако любому, осмелившемуся нарушить их обманчивое спокойствие, явно не поздоровилось бы.
Именно так, вспомнилось Римо, вели себя и оджупа у Литл Биг Хорн. Здесь чувствовалась рука Эрисона, Римо не сомневался в этом.
Правда, авианосец выгодно отличался от дакотской степи — песчаных бурь здесь не было. А значит, у мистера Эрисона не будет и возможности исчезнуть в песчаном смерче.
Римо, выбравшись на палубу, повернулся к солдатам:
— Эрисон. Не слыхали про такого? Я ищу его.
— Это наш генерал.
— И где он?
— Везде, где ему заблагорассудится. Он не докладывает нам, — усмехнулся высокий малый с карабином.
Поскольку Римо прилетел на идрийском самолете, солдаты приняли его за русского инструктора. Никто из них все равно не поверил бы, что их брат-идриец самостоятельно посадил самолет. Они наперебой рассказывали ему как замечательно генерал Эрисон научил их сражаться. Теперь они могли побеждать без помощи машин, лишь собственной храбростью.
В сопровождении идрийского солдата Римо обошел ангары под верхней палубой. В кабине одного из истребителей сидел пленный американский летчик. У морских пехотинцев лишь отобрали оружие, но обращались с ними хорошо и даже кормили. В кают-компании держали под стражей матросов и офицерский состав. Но Эрисона нигде видно не было.
В конце концов, тронув своего провожатого за плечо. Римо виновато произнес:
— Вообще-то у меня для вас неважные новости. Я, видите ли, американец.
— Тогда ты умрешь, — немедленно среагировал араб, вскидывая тупоносый «узи».
Ствол смотрел Римо прямо в солнечное сплетение. Араб в долю секунды нажал на спуск — обычный солдат никогда не сумел бы так быстро сделать это.
Но он был хоть и необычный, но все же солдат, и Римо размазал его по железной двери.
— Корабль надо вернуть, — обратился он к морским пехотинцам, наблюдавшим за динамичной сценой из своего узилища.
— Эти ребята задали нам перцу, — заметил один из них.
— Теперь наша очередь.
— Вот это верно!
Подобным же способом Римо освободил запертых внизу моряков, затем — пилотов в ангарах. Там и началось сражение, постепенно приближаясь к капитанской рубке. Внутренние проходы в мгновение ока оказались завалены трупами. От стен и балок, высекая искры и сея смерть, рикошетировали автоматные пули. Бой шел с полудня и до полуночи, когда последний из идрийцев, зажав в руке нож, кинулся на моряка, вооруженного ручной гранатой. Победила, как и ожидалось, техника.
И тогда из громкоговорителей раздался голос:
— Вот это мне нравится. Таких ребят я люблю! Честь и слава вам, доблестные воины!
Это был Эрисон.
По палубе трудно было ходить — она стала скользкой от пролитой крови. Оставшиеся в живых с трудом держались на ногах. Римо, глубоко дыша, прислонился к залитой кровью лестнице. Иначе не назовешь — мясорубка. Не зря Чиун так часто сравнивал войну с бойней. Сражавшиеся в первые же минуты потеряли контроль над собой и дрались не с врагом, а скорее с собственным страхом. А теперь...