Божьи дела
Шрифт:
Хорошо, если никто, кроме вороны, меня в ту минуту не видел…
Наконец, перед тем как покинуть обитель, я решил попрощаться с вороной – и вдруг, обернувшись назад, вдалеке, у восточного входа в часовню увидел ее…
10
– Ты! – так и выдохнул я.
– Я! – отозвалось вдали едва слышно.
Странно, что мы слышали друг друга, хотя расстояние между нами было не менее сотни шагов.
Я мгновенно при виде ее позабыл, кто
– Я так по тебе тосковал! – прошептал я одними губами.
– И я! – долетело издали.
Мы бежали – точнее, летели! – навстречу друг другу, как будто на крыльях, как будто несомые ветром.
Меня распирало от радости, я ликовал, я не чувствовал ног, я кричал на бегу, как она прекрасна и желанна, – и она, до меня доносилось, кричала в ответ мне слова, полные любви!
Однако расстояние между нами совсем не сокращалось, а, напротив, как будто увеличивалось, и чем сильнее мы устремлялись друг к другу, тем, казалось, неизбежнее отдалялись.
– Куда же ты, – звал я в отчаянии, – вот же я!
Она тоже кричала и тоже как будто пыталась что-то мне сообщить – только я не различал слов.
Неведомой силой ее уносило все дальше от меня, и все слабее в нахлынувшей мгле светились ее удивительные глаза, пока не погасли совсем.
– Ка-ар, ка-ар! – громко и раскатисто прокатилось над площадью.
«Что это со мной? – опомнился я и застопорил бег. – Куда меня понесло?»
Ситуация явно выходила из-под контроля.
Я схватился руками за голову, пытаясь унять стук в висках.
Опять я погнался за ветром, за призраком!
«Попался-попался, который кусался! – подумалось не без злорадства. – Вот так, незаметно впадают в депрессию, сходят с ума и сводят последние счеты с жизнью».
Покуда тебе хорошо – невозможно представить, как может быть плохо, тем более допустить, что и сам способен однажды превратиться в беззащитного, ранимого, бедного и несчастливого…
Тяжело волоча пудовые гири ног, я брел без цели вдоль крепостной монастырской стены.
Возвращаться домой не хотелось, а идти было некуда.
Меня мучили стыд и разочарование: с одной стороны, я не понимал, как смогу пережить измену Машеньке (пусть и во сне!), а с другой – сожалел о том, чего не случилось.
Я размышлял о странностях бытия, о хрупкости человеческого сознания, о том, что, увы, ничего невозможно предвидеть, о своем неожиданном превращении в другого, мало понятного мне господина, о том, что, прожив на земле пятьдесят с лишком лет, я почти ни в чем не уверен…
– Любимый! – послышалось вдруг у меня за спиной.
Я так и застыл, боясь обернуться.
– Хорошо, что явился! – ее удивительный голос звучал искренне, почти с восторгом.
Я молчал и только молил про себя Бога, чтобы все это опять не оказалось сном.
– Ты так быстро бежал от меня, – прошептала она, – что я тебя еле догнала!
Несмотря на одежду, спиной я с волнением ощущал упругость ее девичьего тела.
Тут уместно заметить – чувство невыразимого блаженства переполняло меня.
Я искренне не понимал ее упрека и пытался вспомнить, когда я бежал от нее!
– Дрожишь, как воробышек, милый, – воскликнула она с обидой, – как будто меня боишься.
Должно быть, меня в самом деле бил озноб…
Но то был не страх, а скорее растерянность, ибо я с трудом осознавал происходящее.
Если меня что и пугало, так это – что я обернусь, а ее опять не окажется…
– Не меня тебе надо бояться, любимый! – прошелестела она.
– Но кого же? – мне подумалось вслух.
– Узнаешь еще! – рассмеялась проказница и прильнула ко мне, словно желая слиться в одно.
Я даже не поинтересовался, куда она меня зовет.
О, я готов был за нею последовать – без колебаний, немедленно, хоть на край света!..
– Хочу тебя видеть! – закричал я, схватил ее за руку, чтобы не ускользнула, и обернулся уже наконец – и с ужасом и разочарованием обнаружил возле себя вчерашнего гиганта-монаха, просителя автографа.
Я настолько не ожидал встречи с ним, что невольно отпрянул и закричал:
– Что вы тут делаете?!
– Я тут живу! – изумился монах и даже потянулся ко мне рукой, желая успокоить.
– Почему вы меня преследуете? – повторил я вопрос, прямо глядя ему в глаза и не снижая тона.
– Но я же сказал, что живу тут! – монах в подтверждение дважды истово перекрестился.
– Не морочьте мне голову, вы! – прошептал я, медленно отступая и стискивая кулаки, как для удара.
– Не буду, не буду, Лев Константинович, не буду! – запричитал он, часто и как будто испуганно моргая белесыми ресницами. – Просто вы тут, я увидел, стояли…
– И что? – перебил я. – И что?!
– Я подумал…
– И что?! – закричал я, уже не сдерживаясь.
– Такой писатель, подумал, стоит… – повысил он голос, при этом попятившись.
Тут, должен признаться, его комплимент вконец лишил меня равновесия.
Сами собой опять напряглись мышцы рук и с новой силой сжались кулаки.
– Вот этого только, пожалуйста, не надо! – произнес я, угрожающе подступая к моему преследователю в рясе.
– Вот этого точно не будет! – пообещал монах.
– И оставьте свое колдовство, – неожиданно вежливо попросил я, медленно поводя указательным пальцем у него перед глазами.