Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный]
Шрифт:
– Не хочу быть невежливым. – Самсон поплевал на ладонь. – Но ты никак совсем спятил.
Сиротки триумфально закричали, их лава начала суживаться, сжиматься наподобие петли.
И было бы, наверное, совсем худо, если бы не Deus ex machina [866] . Представший в этот день в виде пятнадцати вооруженных до зубов верховых, диким галопом мчащихся со стороны Ганушовиц.
Участники погони остановили коней, в растерянности не очень понимая, кто, что, как и почему. Но боевой клич и блеск поднятых над головами мечей развеяли все их сомнения. И мгновенно лишили воли и желания продолжать состязание. Развернувшись как по команде, находские Сиротки быстро сделали ноги.
866
Бог из машины (лат.).
– Извольте, извольте, как счастливо распорядилась судьба, – сказал, подъехав шагом, Урбан Горн. – Я, собственно, тебя ищу, Рейневан, спешу по твоим следам. И хотя случайно, но поспел, как вижу. А если скажу, что поспел вовремя, то не ошибусь?
– Не ошибешься.
– Salve [867] , Шарлей. Salve, Самсон. И ты тоже здесь? Не в Праге?
– Amicus amico [868] , – пожал плечами Самсон Медок, играясь гёдендагом и из-под опущенных век всматриваясь в вооруженных людей, которые их окружили. – Когда друг в нужде, спешу на помощь. Стою бок о бок. Невзирая на… обстоятельства.
867
Салют (лат.).
868
Друг друга (лат.).
Горн с ходу все понял, рассмеялся.
– Pax, pax [869] , друг друга! Рейневану с моей стороны ничего не угрожает. Особенно сейчас, когда я знаю, что их милость Флютек упокоился под толстым слоем земли. О чем наверняка известно и вам. Отправлять Рейневана в Прагу, таким образом, не имеет смысла. Тем более что мне нужна, просто необходима помощь Рейневана в замке Совинец, куда я его любезно приглашаю. Очень любезно.
Рейневан и Самсон огляделись. Со всех сторон их овевал смрад лошадиного пота и пар из ноздрей, и мины окруживших их бойцов были достаточно выразительны.
869
Довольно, хватит (лат.).
– Пребывание в Совиньце, – Горн не спускал глаз с Шарлея и руки, которую тот держал на фальшьоне, – может быть полезным и для тебя, Рейнмар. Если тебе и правда дорога память брата.
– Петерлин мертв, – покрутил головой Рейневан. – Я уже ничем ему не помогу. А Ютта…
– Помоги мне в Совиньце, – перебил Горн. – А я помогу тебе с твоей Юттой. Даю слово.
Рейневан посмотрел на Шарлея и Самсона, бросил взгляд на окружающих их всадников.
– Ну, полагаюсь на твое слово, – сказал он наконец. – Поехали.
– Вы, – Горн обратился к Шарлею и Самсону, – можете податься, куда ваша воля. Советовал бы, однако, поспешить. Те могут вернуться. С подмогой.
– Моя воля, – процедил Шарлей, – ехать с Рейнмаром. Распространи же и на меня твое любезное приглашение, Горн. Да, кстати, благодарю за спасение.
– Не удастся, вижу, разделить друзей. – Урбан Горн развернул коня. – Что ж, приглашаю в Совинец. Тебя тоже, Самсон. Ведь ты тоже не отступишься от Рейневана. Vero? [870]
870
Правда? (лат.)
– Amicus amico, –
Горн поднялся в стременах, посмотрел в сторону реки, вслед недавней погони, от которой вообще-то и следа не осталось.
– Находские Сиротки, – сказал он серьезно. – Еще недавно полевая армия, а сейчас банда, которая шатается по стране и сеет страх. Вот такие последствия имеет затянувшаяся отстрочка военных действий, вот как вреден мир. Самое время на войну, господа, в рейд. А по пути надо будет попросить братьев Коудельника и Чапека, чтоб они обратили внимание на этого Пульпана. Чтобы слегка укоротили ему поводок.
871
Навсегда (лат.).
– Не надо будет просить. Пульпан… Хм-м… Нету уже Пульпана.
– Что? Как это? Каким образом?
Рейневан рассказал, каким образом. Урбан Горн слушал. Не прерывал.
– Я знал, – сказал он, выслушав, – что твоя помощь будет мне необходима. Но не представлял, что так сильно.
Глава шестая,
в которой в моравском замке Совинец наши герои убеждаются, что всегда, в любой ситуации, обязательно надо иметь в запасе аварийный план. И в соответствующий момент его из запаса вытащить.
Из-за зарешеченного окна башни, с подворья, доносились ругань, ржание коней и металлический стук подков. Совинецкие бургманы, в соответствии со своим частым обычаем, выезжали, чтобы патрулировать перевал, проверить окрестности и заняться вымогательством у местного населения. Уже неизвестно в который раз дико и самозабвенно пел петух, орала на своего мужа одна из проживающих в замке жен. Пронзительно блеял ягненок.
Бруно Шиллинг, бывший Черный Всадник, а ныне дезертир, ренегат и узник, был немного бледен. Бледность, однако, была вызвана скорее всего перенесенной недавно болезнью. Если Бруно Шиллинг и боялся, то умело это скрывал. Он сдерживался от того, чтобы вертеться на табурете и бегать взглядом от одного следователя к другому. Но не избегал контакта глазами. «Горн был прав, – подумал Рейневан. – Правильно его оценил. Это не какой-то тупой бандюга, это тертый калач, стреляный воробей и ловкий пройдоха».
– Начинаем, жалко времени, – сказал Урбан Горн, положив руки на стол. – Так, как прежде, как уже было принято: сжато, по-деловому, по теме, без никаких «я это уже говорил». Если я о чем-то спрашиваю, ты отвечаешь. Ситуация простая: я допрашиваю, ты – допрашиваемый. Так что не выходи из роли. Это понятно?
Ягненок на подворье наконец-то перестал блеять. А петух петь.
– Я задал вопрос, – напомнил сухо Горн. – Я не намерен догадываться, каковы твои ответы. Будь, таким образом, настолько любезен давать их каждый раз, когда спрашиваю. Начиная с этой минуты.
Бруно Шиллинг посмотрел на Рейневана, но быстро отвел взгляд. Рейневан не утруждал себя, чтобы скрывать неприязнь и антипатию. Вообще не старался.
– Шиллинг.
– Ясно, господин Горн.
– Не вижу смысла в этих допросах, – повторил Рейневан. – Этот Шиллинг – это обычный бандит, душегуб и убийца. Асcасин. Такого посылают на мокрое дело; указав жертву, такого спускают с поводка, как гончего пса. И только для таких дел использовал его Грелленорт. Я исключаю, что он был с ним доверительным и раскрывал ему тайные дела. Мое мнение таково, что этот тип знает ровно ноль. Но будет крутить, будет выдумывать, будет кормить тебя баснями, будет корчить из себя прекрасно проинформированного. Потому что отдает себе отчет, что только такой он представляет для тебя какую-то ценность. А почувствовал он себя уверенно из-за твоего к нему отношения. Скорее как к гостю, чем как к заключенному.