Божией милостью адмирал Михаил Лазарев
Шрифт:
Няня Стеша, наклонив седую голову к светлому кругу абажура, вязала носок, считая петли и беззвучно шевеля губами. Выводишь пятку – не вздумай отвлечься.
Анна Андреевна нанизывала бисер, и перед ее мысленным взором вставала их первая с Петром Гавриловичем весна. Цветущие вишни заполняли тогда все окрестные овраги, и белое половодье счастья затопляло ее душу. Они шли с мужем по саду, он что-то говорил, будто не замечая, как бушевала весна. Человек не должен быть таким, подумалось ей тогда. Скован, любит умственные материи, рассказывает о новой книге. Наверное,
Погруженная в свои мысли, она не сразу услышала, что он замолчал и внимательно посмотрел на нее.
Они подошли к огромному кусту сирени, что разросся привольно, пышно и стал почти деревом. Сирень источала аромат, от которого кружилась голова. Петр Гаврилович остановился, осторожно нагнул голову, они шагнули под куст, он тронул ветку, и на песок полетели бледно-розовые звездочки цветков. Лепестки легли полукругом – настоящий сиреневый дождь!
Сердце ее наполнилось благодарностью. Он понял ее настроение, взял именно ту ноту, на которой звенела ее душа… Взявшись за руки, они продолжали путь по утреннему, полному свежести парку…
Причем здесь книги, мысли, проблемы, когда они идут по напоенному свежестью саду, когда солнечный луч робко прильнул к влажным блестящим листьям сирени… когда вся жизнь впереди?
Анна Андреевна улыбнулась – их взаимопонимание в тот сиреневый день было радостным началом их семейного счастья.
Покойно сидя в своем высоком кресле, она не торопясь нанизывала бисер, и уже розовато-белый лепесток вишни проклюнулся на холсте.
– Маменька, – прервал ход ее мыслей Андрей, – смотри, что мы нашли. Мы не ошиблись, на портолане указана дорога в рай?
– Что такое? – мать оставила рукоделие. – Куда-куда?
– В рай, мы правильно перевели?
Она склонилась над старинным фолиантом. Все верно, вместе с детьми удивилась надписи на карте.
– Ты перевел как есть, – в раздумье пояснила мать, – но… но такого не может быть… такого указателя, такой дороги. Понимаете, рай – это место для людей с добрыми поступками. Впрочем, спросим у отца. Где вы взяли эту книгу? Из его библиотеки… Сам дал? Я спрошу.
Занявшись другим делом, мальчики, кажется, отвлеклись и через минуту уже с интересом рассматривали план своего города в древности. Надписи были понятны: Иринины ворота, Серебряные ворота, Золотые ворота, вал окружает старый город. К северу от Золотых – озеро, на юг – река колесит. А где их дом? Где-то здесь, на бугре…
Прошло столько веков, а этот листок хранит старинный облик, названия, которые звучат, как сказка, как заклинание. Лыбедь, Рпень, Ярилова долина, Годова гора, Пловучее озеро… Клязьма-Колязьма. Колесящая, что ли, по лугам и лесам? Поди, спроси у пред
На следующий день с утра Анна Андреевна уехала за покупками. Стеша, занявшись обедом (она же была и кухаркой), приглядывала за детьми через окно.
Она видела, что первым собрался и вышел на крыльцо Андрей. Он стоял, поджидая братьев, и от нечего делать принялся поддразнивать дворовую собаку, привязанную на веревке около будки. Бедный пес, не понимая, где же противник, рычал, поднимая шерсть дыбом.
– На, на! Кармешка, возьми косточки. – На крыльце появился Алеша и бросил в собаку горсть песку.
– Ой, не дело затеяли, – забеспокоилась Стеша, не имея возможности оторваться от печи, – пойти предупредить?
Появился Миша и, продолжая игру братьев, загавкал еще громче собаки. Кармешка в сильном рывке оборвала веревку и бросилась к обидчикам. Мгновенно они вскарабкались на забор и повисли на локтях, как воробышки. Стеша видела их макушки, круглые шапки с якорями на боку валялись в пыли. Собака злобно лаяла, не давая обидчикам пошевелиться.
– Няня! Маменька! – вопили они в три голоса, а жальче всех Алеша.
Стеша заспешила на крыльцо:
– Что, озорники? Сколько раз торочила – не беспокойте собаку, до добра не доведет… Просите у Кармешки прощения.
Няня видела, что Андрей и Миша еще держатся, перестав орать при ее появлении, а младший вот-вот свалится.
– Просите, просите, – повторила няня, – а то так и будете висеть на заборе…
– Прости, Кармешка, я больше не буду, – с ревом протянул Алеша и сполз по доскам, размазывая по пыльному лицу слезы.
– И меня прости-и-и, – Миша на вытянутых руках спустился на землю. Поднял шапку, отряхивая ее от пыли и утирая слезы.
– Я больше не буду, Кармешка, – спрыгнул последним Андрей.
Кармешка перестала лаять и затрусила к будке. Легла, окрутив себя пушистым хвостом, и, облизнувшись, прикрыл глаза. Стеша всплеснула руками: «Пес, а человеческий язык понимает – простила озорников».
Мальчики юркнули в калитку, за которой начинался сад. Собрались за сараем у старого дуба.
– Ну тебя, Алешка! – Андрей, отряхивая брата, подшлепнул сзади. – Тебе бы песок в лицо – понравилось бы?
– Я и не метился, – оправдывался братец.
– Давайте устроим палубу на дубу, вон там, на развилке, – показал наверх Миша, – и Кармешку с собой возьмем.
– Т-с-с! Чтобы никто не догадался, – предупредил Андрей.
Веревка крученая была признана вполне подходящей. Андрей вскарабкался первый и перекинул ее через сук. Миша и Алеша подтаскивали подходящие по размеру доски. Андрей втягивал их наверх, приколачивал молотком между крепких ветвей дуба, и настил продвигался. Наконец на нем вполне могли поместиться трое. Андрей втащил Алексея. Миша сбегал за Кармешкой. Окрутив собаку веревкой, махнул брату рукой. Собака затеребила по воздуху ногами, но не издала ни звука. Завершил подъем Миша, которого Андрей тоже подтянул до верхнего сучка. Дальше нога сама нащупала край дупла, а через него был проход на «палубу».