Божиею милостию Мы, Николай Вторый...
Шрифт:
«Это ещё терпимо, – размышляет французский посол, – а что же думать русским, если великая княгиня, мать претендентов на российский престол, как злословят её завистники, за сорок лет своей жизни в России научилась еле-еле говорить по-русски… Теперь это будет ей не совсем удобно!..»
Завязывается общий непринуждённый разговор, и посол находит, что французский язык супруги Кирилла Виктории – великолепен. Хотя Виктория, так же как и её свекровь, – урождённая немецкая принцесса, Саксен-Кобург-Готская.
Великий князь Кирилл с восторгом говорит о патриотическом подъёме, охватившем Россию, в том числе и простонародье, подлежащее мобилизации. Французский посол с удивлением узнаёт, что русское законодательство отнюдь не предусматривает
Великий князь с пафосом говорит о том, что десятки юных интеллигентов – студентов и старших гимназистов добровольцами идут в армию, а несколько сот даже изъявили желание пройти ускоренные офицерские курсы в юнкерских училищах.
«Но что такое десятки и сотни юношей для России, которая должна поставить на войну миллионы солдат? – думал французский посол. – Ведь во Франции идут в армию десятки тысяч образованных молодых людей – цвет нации. И вся эта элита Республики и Европы погибнет, если русские малограмотные мужики своевременно не вступят в бой!..»
– Что же касается запасных солдат из простых сословий, – размеренно и самодовольно журчал голос великого князя, – то во всех концах России они прибыли в свои части в количестве, превысившем на пятнадцать процентов норму, которую рассчитывало получить Главное управление Генерального штаба… Генштабисты принимали во внимание забастовки, бунты и другие проявления недовольства в народе, – сообщает Кирилл Владимирович, – и предполагали, что на призыв явится только восемьдесят процентов запасных. Но пришли почти все, кто был здоров.
«Великий князь знает, что говорит, – ведь он причислен к Штабу Верховного Главнокомандующего и отбывает вместе с Николаем Николаевичем сегодня в ночь в Главную квартиру армии», – оценивает посол информацию и решает сегодня же отправить шифровкой всю запись беседы у великой княгини – она обещает быть интересной. Одновременно надо подсказать Парижу, чтобы он больше нажимал на царя, на всё русское высшее командование требованием скорее идти на Берлин…
Тема войны – единственная за столом. Вновь и вновь обсуждают назначения, сделанные Государем на главные командные должности и в высокие штабы. Разумеется, критикуют всех и вся, исключение составляют только священная особа Императора и личность Верховного Главнокомандующего.
С сожалением Кирилл рассказывает, что великий князь Главнокомандующий просил Государя назначить начальником Штаба Ставки своего преданного друга генерала Федю Палицына, при генерал-квартирмейстере – генерале Алексееве, но царь учёл только просьбу своей матери, вдовствующей императрицы, и поставил на штаб генерала Янушкевича, а Данилова-Чёрного приставил генерал-квартирмейстером к штабу.
Персоны Главнокомандующего Северо-Западным фронтом генерала Жилинского и начальника его штаба генерала Орановского также неугодны великой княгине и её сыну. Они с сожалением констатируют, что Жилинский [125] – человек с кругозором мелкого столоначальника, а Орановский – бесплодная смоковница с точки зрения стратегии… Главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал Иванов [126] – любимец царя и ставленник Сухомлинова, а его начальник штаба Алексеев [127] – трудолюбивый, но мелочный генерал, который не доверяет подчинённым и выполняет нудную канцелярскую работу только сам, отвлекаясь от решения крупных вопросов…
125
Жилинский Яков Григорьевич (1853 – 1918) – русский генерал от кавалерии. В 1911 – 1914 гг. – начальник Генерального штаба. В начале Первой мировой войны командовал Северо-Западным фронтом, один из виновников поражения операции в Восточной Пруссии.
126
Иванов Николай Иудович (1851 – 1919) – русский генерал от артиллерии. В Первую мировую войну командовал Юго-Западным фронтом (1916). Направлен в Петербург для подавления Февральской революции 1917 г., в 1918 г. командовал белоказачьей армией у генерала Краснова.
127
Алексеев Михаил Васильевич (1857 – 1918) – генерал от инфантерии. В Первую мировую войну – начальник штаба Юго-Западного фронта, с 1915 г. – начальник штаба Ставки, в марте – мае 1917 г. – Верховный главнокомандующий. После октября возглавил Добровольческую армию.
Три дамы – Мария Павловна, её дочь Елена и невестка Виктория Мелита и один великий князь Кирилл (князь Греческий Николай только молча впитывал то, что говорилось за столом) в своём обсуждении военных чинов увлеклись и «опустились» даже до командира 1-й армии – генерала Ренненкампфа [128] . Его решительности отдали должное, вспомнив, как он подавлял бунты в 1905 году и вешал на столбах зачинщиков. Отметили и то, что он приветливо принят при «старом» дворе, а личный представитель тёти Минни граф Шувалов состоит при его штабе…
128
Ренненкампф Павел Карлович (1854 – 1918) – русский генерал от кавалерии. В начале Первой мировой войны командовал армией. Один из виновников поражения в Восточно-Прусской операции. Расстрелян по приговору революционного трибунала.
Особенно моют кости военному министру Сухомлинову и его молодой супруге Екатерине Викторовне, хотя она и хорошо принята в салоне Марии Павловны. Предвидят большие трудности в отношениях между Верховным Главнокомандующим и военным министерством из-за ссоры великого князя Николая Николаевича и Сухомлинова. Поскольку интендантство, то есть снабжение действующей армии боевыми и всеми материальными припасами, остаётся под Сухомлиновым, Владимировичи очень разумно полагают, что вскоре начнётся атака Ставки на военного министра именно по этому направлению.
Палеологу всё это интересно, но он даже не старается запоминать трудные русские фамилии генералов. Его военный атташе маркиз Ла Гиш, отправляющийся в Барановичи вместе с Верховным Главнокомандующим, уже давно собрал подробнейшие досье на каждого русского генерала, включая психологические портреты с деловыми характеристиками, и застольный разговор служит только подтверждением правильности оценок генерала Ла Гиша…
«Но что же главное, ради чего позвала меня сегодня «Старшая», что хочет она сказать только мне?» – размышляет Палеолог.
Тени от деревьев в парке делаются совсем длинными. Великая княгиня поднимается от стола, обед окончен. Мария Павловна берёт посла под руку и уводит из розария в дальний конец парка.
Тщательно расправив своё нежно-голубое муаровое платье, которое молодит её лет на пятнадцать, источая лучи от сапфиров с бриллиантами на декольтированной груди, великая княгиня усаживается на скамейку у мраморного грота и указывает послу на место подле себя.
– Теперь, мой дорогой посол, – с обаятельной улыбкой говорит Мария Павловна, – мы можем поговорить вполне свободно… Я хотела бы вас уверить, что в этой дуэли славянства и прусского пангерманизма я – целиком, сердцем и душой – на стороне славянства!