Божиею милостию Мы, Николай Вторый...
Шрифт:
Первым пришёл его друг и подчинённый, князь Дмитрий Вяземский, Уполномоченный Красного Креста по Северному фронту. Князь был видным членом-учредителем аристократического Бегового общества Петрограда, завсегдатаем всех конных состязаний и по этой причине, а также по родственным связям обладал уникальными знакомствами и дружбой с офицерами конногвардейских частей. Он уже установил контакты с недовольными царём офицерами некоторых запасных гвардейских полков, расквартированных в Новгородской губернии в так называемых Аракчеевских казармах вдоль железной дороги, которой часто пользовался Государь в своих переездах между Ставкой и Царским Селом. Князь был надежда и опора одного из основных вариантов плана заговора, при котором подчинённые ему гвардейские офицеры из Аракчеевских казарм должны были по его сигналу остановить
Из Могилёва, по командировке Алексеева и в его салон-вагоне, прибыли на совещание генералы Гурко и Лукомский. Маленького росточка, Гурко носил сапоги на высоких каблуках и держал очень высоко голову, чтобы казаться повыше. Царь и царица очень хорошо к нему относились, но Василий Иосифович, отец которого, замешанный в одну из громких финансовых афёр начала века, предстал перед судом и был осуждён, не мог простить Государю того, что он не вмешался в судебный процесс и не помиловал дворян-аферистов. В Ставке именно Гурко руководил заговором и вовлекал в него всё новых генералов. Одним из таких и был Лукомский.
От командующего Северным фронтом генерала Рузского приехал его доверенный, новоиспечённый кавалерийский генерал Крымов. Это был грузный, вечно недовольный человек с редкими волосами, расчёсанными на пробор, и мёртвым блеском тёмных глаз. Его новенький генеральский мундир был обсыпан перхотью, казался давно ношенным, сапоги тоже отнюдь не блистали зеркальным блеском.
Гучков весьма любезно приветствовал Крымова, нарочно повторяя много раз словосочетания «господин генерал» и «ваше превосходительство», отчего рослый кавалерист сладко щурился от удовольствия. Крымов был известен коллегам и Александру Ивановичу как крайне жестокий и безжалостный человек. На фронте он сотнями понапрасну губил людей, посылая эскадроны на пулемёты или в ненужные разведки, не брезговал и рукоприкладством. Только недавно по ходатайству Алексеева ему, как активному участнику конспирации, дали дивизию и генеральское звание. Руководители заговора намеревались назначить его сразу после успешной акции против Николая комендантом Петрограда для того, чтобы виселицами и расстрелами он быстро привёл в чувство чернь, которая на самом первом этапе драмы должна была немного побунтовать, чтобы изобразить своими бесчинствами начало «революции», необходимой для действий генералов в Ставке и штабах фронтов против Государя.
Такой же громоздкий, как и Крымов, вошёл бывший военный министр Поливанов. Широкая седая борода лопатой была аккуратно расчёсана у него на две стороны, под чёрными мохнатыми бровями скрывались маленькие глазки, которые радостно сверкнули при виде старого друга и соратника Гучкова.
Явились трое Генерального штаба полковников – Пётр Половцев, сын известного богача и мецената, ждавший своего часа в разведочном отделе управления генерал-квартирмейстера Генштаба, Сергей Дмитриевич Мстиславский-Масловский, член ЦК партии эсеров и библиотекарь Николаевской академии Генерального штаба, Борис Александрович Энгельгардт – член IV Думы и намеченный к должности коменданта Таврического дворца как будущей резиденции правительства «общественного доверия».
Последним пришёл видный депутат Думы, пламенный оратор против правительства и Распутина Василий Алексеевич Маклаков. С Гучковым они потёрлись бородатыми щеками друг о друга, изображая дружеский поцелуй, и вместе подошли к закусочному столу. Туда же стали подтягиваться и остальные гости.
Поливанов, не выбирая, взял со стола своей длинной рукой рюмку, выпил её, крякнул и сказал, обращаясь к Гучкову как хозяину обеда:
– Александр Иванович, я предлагаю слегка заморить червячка закусками, сделать дело, ради которого мы собрались, а потом можно будет и отобедать!..
Предложение всем понравилось, и господа стали наполнять тарелки кто чем хочет и рассаживаться вокруг овального стола, оставив председательское место Гучкову.
Когда все были готовы ему внимать, Гучков отложил в сторону салфетку и поднялся. Его вступительная речь была коротка.
– Господа! – поклонился он на все стороны, словно Козьма Минин перед нижегородцами. – Сегодня мы должны назначить точную дату свержения Николая Второго… По зрелом размышлении, с которым многие из вас согласны, я предлагаю первое марта!
Он обвёл глазами присутствующих, увидел, что возражений первый день марта не вызвал, и ещё раз подчеркнул:
– Первого марта 1917 года Николай Второй должен быть в ловушке и потерять корону, а если будет сопротивляться – то вместе с ней и голову!
Мрачный Крымов, допив второй фужер водки, процедил сквозь зубы:
– Я бы не возражал отвернуть ему голову одиннадцатого марта, в годовщину убийства его прапрадеда Павла Первого…
Поливанов знаком попросил слова у Гучкова. Александр Иванович поклонился ему и в знак согласия сел.
– Господа! – стараясь быть убедительным, вытянул шею генерал Поливанов. – Мы не должны спешить, но и оттягивать далее первого марта – невозможно!.. Мои информаторы в окружении царя сообщают, что Николай что-то знает о нашем комплоте… Кроме того, в обществе уже почти открыто говорят о заговоре, дворцовом перевороте, бунте в Петрограде… Поэтому мы должны обезопасить наших главных вождей, я имею в виду почтеннейшего Александра Ивановича, – поклонился он в сторону Гучкова, – и Михаила Васильевича Алексеева… Для этого я предлагаю следующее: Александр Иванович и Михаил Васильевич должны в ближайшие дни объявить об обострении своих болезней и тому подобное и уйти с политической сцены в тень… Особенно это важно для генерала Алексеева, поскольку имеются данные о том, что Николай не простил ему переписку с Александром Ивановичем и намерен улучить момент, чтобы уволить своего начальника штаба в отставку. Николай и Александра непредсказуемы в своих действиях, а теперь в их распоряжении – весьма способный и авторитетный министр Протопопов, который слишком много знает о нас…
– Ещё две недели – и мы его сломаем! – резко выкрикнул Гучков.
Поливанов благодарно поклонился в сторону хозяина и продолжал:
– Я уже посоветовал милейшему князю Львову на сырые осенние месяцы уехать в Крым… Царь безусловно отпустит Михаила Васильевича на лечение… Вместо генерала Алексеева мы подсунем Николаю Гучко временно исполнять должность начальника его штаба, а по сути хранить этот ключевой пост до решающего момента переворота…
– А почему бы быстренько не прикончить Николая в Ставке? – поставил вопрос решительный, но недалёкий Крымов. – Ведь у Михаила Васильевича, я знаю, найдётся сотня головорезов, которая сделает это быстро и тихо… Или не пристрелить его вместе с молодой царицей в Царском Селе, во время его любимых прогулок пешком по паркам?
– Убийство царя в Ставке немедленно вызовет раскол в действующей армии… Части, которые по-настоящему любят Николая, повернут свои штыки от германцев на генералов в Могилёве… – авторитетно стал разъяснять Поливанов давно продуманные им варианты, – Что же касается Царского Села, то там тоже есть верные пока царю войска, которые поднимут такой бунт в столице, который развяжет гражданскую войну и гибель всего высшего офицерства.
– Алексей Андреевич глубоко прав, – поддержал друга Гучков, – царь должен отречься или погибнуть, но… не в Ставке, не в Царском Селе, а в ловушке, куда мы должны его загнать!.. Кроме плана князя Вяземского и моего, с остановкой царского поезда в районе Аракчеевских казарм, могут быть и другие пункты, где есть наши люди. Главная задача – выманить Николая из Ставки за несколько дней до первого марта или из Царского Села, если он будет там в это время… Его надо как можно дольше держать вдали от Александры, поскольку её решительность и ум могут в последнюю минуту разрушить все наши планы… К счастью, Николай пытается делать шаги навстречу нам, вопреки советам царицы, и надо постепенно лишать его и её информации о том, что на самом деле происходит в столице, да и в самой Ставке… Поэтому, Василий Иосифович, на вас и на вашего коллегу, генерала Лукомского, ложится тяжёлая ноша осуществления этого плана, а также продуманного и хитрого неисполнения приказов царя, идущих вразрез с нашими целями. О ещё более важной задаче поведает сейчас Алексей Андреевич – как провести в армии реформу, которая разрушит все её монархические традиции, перемешает старые, чудом сохранившиеся военные кадры с уже распропагандированными запасными…