Божий Дом
Шрифт:
— Но это же мошенничество!»
— Конечно. И не только. Это еще работа для тебя, а Поцель просто делает деньги. Это — дерьмо.
— Это — безумие.
— Это — медицина по-божьедомски.
— Ну и что же мне делать?
— Начни с того, что перестань с ней общаться. Если ты будешь с ней разговаривать, она пробудет здесь вечно. А потом натрави на нее студента. Ей это не понравится.
— Она гомересса?
— Она ведет себя по-человечески?
— Конечно! Она приятная старушка.
— Правильно. СБОП. Не гомересса. Но в твоем листе наверняка есть гомер. Вот, смотри, Рокитанский. Пойдем.
Рокитанский был похож на старого бассета. Он был университетским профессором и пережил массивный инсульт. Он лежал, привязанный к койке. Вливание внутрь, катетер наружу. Неподвижный,
— Мистер Рокитанский, как поживаете?
Пятнадцать секунд спустя, не открывая глаз, медленным густым рыком из глубин развалившегося мозга, он сказал: КХРША.
Довольный, я спросил: «Мистер Рокитанский, какой сегодня день недели?»
КХРША..
На все вопросы он ответил точно также. Мне стало грустно. Профессор, а вот теперь овощ.
Опять я подумал о деде и проглотил ком, вставший в горле. Повернувшись к Толстяку, я сказал:
— Это ужасно. Он скоро умрет.
— Нет, он не умрет. Он бы хотел, но не сможет.
— Он же не может так жить!
— Конечно, может. Послушай, Баш, существуют ЗАКОНЫ БОЖЬЕГО ДОМА. ЗАКОН НОМЕР ОДИН: «ГОМЕРЫ НЕ УМИРАЮТ».
— Это же бред! Конечно, они умирают!»
— За год я не видел этого ни разу, — сказал Толстяк.
— Они же должны!
— Зачем? Они так и живут. Молодые, вроде нас с тобой, умирают, но только не гомеры. Никогда не видел. Ни разу.
— Почему?
— Я не знаю. Никто не знает. Это необъяснимо. Может быть, они уже прошли смерть. Это ужасно. Самое ужасное. [17]
17
Если и преувеличение, то небольшое. Септический шок с почечной и печеночной недостаточностью, со стандартной смертностью за 50 %, одна наша, из местного дома престарелых, переживала на моей памяти раз восемь. У другого — из-за очередной инфекции и септического эндокардита — взорвался аортальный клапан. Года два назад. Недавно он поступил с очередной инфекцией пролежней, благополучно вылечился и вернулся в богадельню. Лучше не спрашивайте, что происходит с сорокалетними, поступившими с теми же диагнозами.
Потс вернулся обеспокоенный и озадаченный. Он просил Толстяка помочь ему с Иной Губер. Они ушли, а я вернулся к Рокитански. В полутьме палаты, мне показалось, что я увидел слезы, стекающие по его морщинистым щекам. Меня захлестнуло волной стыда. Желудок перевернулся. Слышал ли он нас?
— Мистер Рокитанский, вы плачете? — спросил я и с нарастающим чувством вины ждал ответа.
КХРША.
— Вы слышали, что мы говорили о гомерах?
КХРША.
Я сдался и пошел слушать, что скажет Толстяк об Ине Губер.
— Но нет же никаких показаний к обследованию ЖКТ, — настаивал Потс.
— Медицинских показаний, — отвечал Толстяк.
— А, какие еще есть?
— Очень серьезные для Частников Дома. Скажи ему, Баш, скажи ему.
— Деньги, — сказал я. — «В дерьме ооочень мннооого денег».
— И, чтобы ты не делал, Ина здесь проведет несколько недель. Увидимся на обходе через пятнадцать минут.
— Это самое печальное, что я делал в жизни, — сказал Потс, поднимая обвисшую грудь, пока Ина верещала и пыталась его ударить привязанной рукой.
Под ее грудью мы обнаружили зеленую желеобразную субстанцию и, когда ужасный запах достиг нас, я подумал, что Потсу этот первый день дается еще хуже, чем мне. Он был перемещенцем из Чарльстона, Южная Каролина, сюда, на Север. Выходец из богатейшей Консервативной Семьи, владевшей домом мечты среди жасмина и магнолий на улице Легаре и дачей на острове Пале, где все, что было — это ветер и волны, и плантацией в дельте Миссисипи, где он и его братья сидели на веранде и зачитывали друг другу отрывки из Мольера. Потс совершил роковую ошибку, пойдя в Принстон, и ухудшил ситуацию, пойдя в ЛМИ. В ЛМИ, во время мучений на занятиях патологической анатомией, он встретил аристократичную девицу из Бостона, а, так как весь сексуальный опыт Потса состоял из редких встреч с учительницей младших классов из Чарльстона, которой по ее словам импонировала его голубая кровь, он подвергся нападению, сексуальному и интеллектуальному, и, как фальшивая весна в феврале, когда появляются пчелы и набухают почки, убитые потом следующими заморозками, между двумя студентами расцвело что-то, что они назвали «любовью». Они поженились прямо перед интернатурой, его в терапии в Доме, а ее в хирургии в ЛБЧ, Лучшей Больнице Человечества, престижной, связанной с ЛМИ больнице для богатых ВАСПов [18] на другом конце города. Дежурства их редко совпадали, и радость секса превратилась в сексуальные мучения, ибо какое либидо выдержит две интернатуры. Бедняга Потс. Золотая рыбка в аквариуме с хищниками. Даже в ЛМИ он был печален и все, что он делал, лишь углубляло степень его депрессии.
18
WASP — White Anglo-Saxon Protestants.
— Да, между прочим, — сказал Толстяк, просовываясь в дверь, — я назначил вот это.
У него в руках был шлем футбольной команды «Бараны Лос-Анджелеса».
— А это еще зачем, — спросил Потс.
— Для Ины, — ответил Толстяк, надевая шлем на голову пациентки. ЗАКОН НОМЕР ДВА. «ГОМЕРЫ СТРЕМЯТСЯ ВНИЗ».
— Что ты хочешь сказать?» — спросил я.
— В смысле, падают. Я знаю Ину с прошлого года. Она полностью слабоумная гомересса и неважно, насколько крепко ее привязывают, она будет падать. Она сломала основание черепа дважды в прошлом году и валялась здесь месяцами. Да, кстати, хотя она и клинически обезвожена, ни в коем случае не вливайте ей физраствор. Ее обезвоживание не имеет ничего общего с деменцией, хотя в ваших учебниках пишут обратное. От физраствора она не станет менее слабоумной, зато ее агрессивность невероятно повысится.
Потс на секунду отвернулся, глядя на Толстяка, и, каким-то образом освободив левую руку, Ина снова его треснула. Инстинктивно Потс замахнулся в ответ и в ужасе остановился. Толстяк расхохотался.
— Ха, ха, ха. Посмотрите, что они вытворяют. Я их обожаю. Обожаю этих гомеров». И, смеясь, он вышел.
Надевание шлема повысило громкость Ининых криков: УХАДИ УХАДИ УХАДИ…
Мы оставили ее, привязанную к койке немыслимыми узлами, бараний шлем, надетый на уши, и пошли на профессорский обход.
Будучи академически связанным с ЛМИ, Божий Дом держал гостя для каждой команды, ведущей отделения: представитель Частников или Слерперов ежедневно проводил обучающий обход. [19] Нашим гостем был представитель Частников Джордж Доновиц, который был неплохим доктором во времена, когда пенициллин еще не изобрели. [20] Обсуждаемым пациентом был молодой и, в остальном, здоровый мужчина, который поступил для рутинного обследования почечной недостаточности. Мой студент — Леви, докладывал о прогрессе пациента, и, когда Доновиц начал пытать его по поводу дифференциальной диагностики, напрямую из списка нелепых диагнозов Леви вытащил амилоидоз.
19
Часто познавательное, но иногда дикое мероприятие, где ни черта не знающий о пациентах условный профессор высказывает дикие теории текущего заболевания и назначает лечение и диагностику на основании собственного потока сознания. В моей практике, визит Шефа Терапии к койке пациентки, поступившей с циститом и аспирационной пневмонией привел к его рекомендации сделать спинномозговую пункцию 200 килограммовой восьмидесятилетней тетке. Мне стоило больших усилий остановить перепуганного резидента от этого необдуманного поступка. Пациентке стало лучше и ее выписали после лечения обозначенных проблем.
20
1928 г.