Божий одуванчик
Шрифт:
— Куда?
— Не знаю. Ему позвонили, ион пошел.
Что-то в голосе произносящего эти слова Осокина показалось Владимиру натянутым. Не исключено, что этот милый хлопец что-то скрывает. Бесспорно, подозревать на базе таких эфемерных оснований просто глупо. Ведь не может же быть, что они сами… нет, это просто абсурд.
Свиридов вспомнил слова величайшего сыщика всех времен и народов: «Однажды, дорогой Ватсон, я заподозрил женщину в причастности к преступлению лишь потому, что в разговоре со мной она все
— А кто ему звонил? Он не называл имени?
— Называл, — оживился Олег. — Называл.
Анна Пав… нет, Анна Кирилловна, кажись.
Стоп… Анна Кирилловна… это же у нас преп такой есть в академии. Такая старая мымра с лошадиными зубами. Старушка — божий одуванчик.
Илья замахал руками:
— Вот-вот… старушка! Не гноби мозги, Олег!
Владимир оттолкнул от себя Гаранта, который пытался стащить тапок с его левой ноги, и проговорил:
— А у самих-то есть предположения?
— В общем, есть одна гипотеза, — уклончиво проговорил Осокин, выписывая в воздухе неопределенные пассы полусогнутыми пальцами левой руки. — Илюха, а?
И он вопросительно посмотрел на Свиридова-младшего.
— Говори, чего уж, — кивнул тот.
— В общем, так… есть один человек, с которым были у нас некоторые проблемы, — заговорил Олег. — Серьезный человек. Продвинутый такой типажик. Если не он, то я не знаю, на кого думать. А если он, то вряд ли докажешь. Жесткий ублюдок.
— Это кто же?
— Дедовской. Ледовской Александр Данилович, он же Якорь. Номинально он владелец какой-то риэлторской конторы. Квартирки продает.
— А р-реально? — влез в разговор Фокин, цедя через соломинку какой-то коктейль.
— А реально… я же сказал: жесткий ублюдок. Бандюган. В Законодательном собрании штаны просиживаете — неожиданно закончил Осокин.
— И что же за небольшие проблемы у вас с ним возникли?..
— Бабу не поделили, — почти грубо ответил Илья, до этого времени вяло курящий мятую сигарету «Кэптэн блэк» и стряхивающий пепел то на журнальный столик, то на голову Гаранту. — Была там одна… курва. С диагнозом «хронический недотрах»… Но там, казалось, проблемы с ней кончились.
Илья отвернулся и, перехватив у Фокина бокал, одним глотком опустошил его.
Свиридов нахмурился: тон брата и то, как он повел себя после сказанного, ему определенно не понравились.
— Ты уверен, что проблемы с ней кончились? — спросил он. — С этой, как ты говоришь, курвой.
— Кончились. Вместе с ней самой, — с горьким цинизмом произнес Илья. — Кранты.
— А что такое случилось?
— Да ехала пьяная и с моста навернулась.
И соответственно буль-буль… деструктировалась… глупая девочка.
—
— Да она от Антохи и ехала, — после некоторой паузы проговорил Осокин, быстро обменявшись с Ильей взглядом. — А Якорь об этом узнал и жестко рамсовал.
— Ясно, — кивнул Владимир. — Дедовской Александр Данилович — это звучит гордо. Колоритное имя.
— Его еще не прощупывала ФСБ? — проговорил Афанасий. — Все-таки такое замечательное прошлое. А отец Малахова — мужчина серьезный.
— В ФСБ этим заниматься не будут, — сказал Владимир. — А в прокуратуре и угрозыске Малахову сказали: наши сожаления, высокочтимый Константин Ильич, но — никаких улик.
— Да и дружит Якорь с прокуратурой-то, — сказал Осокин. — Он теперь смирный… после трех ходок-то. Сейчас все они резко умнеют. Он раньше с нами даже тусовался вместе… он же постарше, может, лет на пять, не больше. Молодой еще, но уже наглухо тертый. Бывший беспределыцик. Зато сейчас исключительно цивильный. У нас на заочном учится на втором курсе… решил в образованные податься.
— Где его можно найти? — отрывисто спросил Владимир.
— Да в конторе своей. «Пенаты», что ли, называется. Недалеко отсюда.
— Очень хорошо, — сказал Владимир. — Завтра непременно зайду справиться о его здоровье. А там посмотрим на реакцию почтенного господина Дедовского.
— Только ты все-таки поосторожнее, если что, — отозвался Олег. — Якорь… он очень вежливый.
Слова Осокина позабавили Свиридова.
— Вежливый — это очень хорошо, — сказал он. — Кстати, самые жуткие ублюдки, которых я знал, были отменно вежливыми людьми и блистали джентльменскими манерами.
— Сэр, не соблаговолите ли подать мне овсянку? — буркнул с дивана уже засыпающий Фокин, и его слова тут же потонули в захлебывающемся нервном смехе Ильи и Олега…
— Сначала Дедовской, — сказал Владимир. — Потом еще один человек.
— Это кто? — спросил Илья.
— Та дама, к которой ходил перед своей смертью Валек. Анна Кирилловна.
Нехорошая усмешка перекосила лицо Осокина, а Илья сказал:
— Боюсь, Володька, ее-то разговорить будет еще сложнее, чем Якоря. Старой закалки мегера…
— Что, такая упертая дама?
— Еще бы! Валек так и не сдал ей экзамен за зимнюю сессию, хотя сколько раз перед этим на предыдущих сессиях подкармливал. Столько бабок перекинул, а на этот раз бабуля уперлась, как в крышку гроба, и ни в какую: типа никакого лавэ мне переводить не надо, сдавай — и все тут!
— Хотя нельзя сказать, что она так уж недолюбливала Чурикова, — задумчиво сказал Осокин.
На следующий день Свиридов направился к Дедовскому. Благо риэлторская контора последнего находилась в нескольких минутах езды от охранного агентства «Шериф».