Божья кара
Шрифт:
И было еще одно обстоятельство, которое сдерживало Наташу, – Амок. Как бы она ни вела себя с ним последнее время, но своей неотступностью он все-таки чего-то добился, он вошел в ее жизнь. Сама того не желая, она постоянно оглядывалась на улице – идет ли следом Амок? И заметив его в толпе, успокоенная, шла дальше.
– Так что мы с тобой решим, Наташа? – напомнил о себе Игорек.
– Даже не знаю, что тебе и сказать. – Наташа поиграла-повертела хрустальным бокалом и залпом выпила шампанское. – Подумать надо.
– Что-то останавливает? Или кто-то? Амок? Этот плиточник из подворотни?
– В
– Долго ждать придется? Мне ведь в бар кого-то ставить надо. Переживания и чувствования – это ладно, работа не ждет.
– Все понимаю. Что-то должно произойти, чую, вот-вот что-то случится.
– С тобой? Со мной? В атмосфере?
– Ладно, Игорек... Если кивну головкой, как ты говоришь... Отступать не буду. Ты ведь меня немного знаешь.
– К Нюрке возвращаешься?
– Надеюсь, ненадолго.
– Я тоже на это надеюсь. Надежды юношей питают, как мы в школе учили.
– Мы с тобой, Игорек, далеко не юноши, поэтому нам не столько питаться, сколько подпитываться надо.
– Понял. – Игорек положил на стол полутысячную купюру и придвинул ее к самому краю.
– Вот это уже разговор. – Наташа легким движением руки смахнула бумажку со стола.
– Будем считать это авансом. – Игорек поднял вверх указательный палец.
– За работу в посудомоечной, – уточнила Наташа, тоже подняв палец.
– Ну и оторва же ты!
– Какая есть, Игорек, какая есть, – без улыбки ответила Наташа и, махнув рукой, вышла из кабинетика.
Похищенные из гриновского Дома экспонаты – кораблик с выгоревшими парусами и безразмерный граненый стакан – повез возвращать Андрей. Сам напросился, а Наташа и Амок были только рады – камень с плеч. Объяснение пришло само собой – нашел, дескать, на набережной, в целлофановом пакете, у голубой скамейки. Ничего более убедительного придумать было нельзя, да и зачем? А догадался, мол, откуда эти вещи, поскольку в феодосийских газетах промелькнули заметки о ночном ограблении.
Сообщения эти всколыхнули сонных пляжников, в Старый Крым хлынули экскурсанты. Но интересовались все не столько печальной жизнью Александра Степановича Грина, сочинителя забавных морских похождений и красивых сказок о верной любви и мужской дружбе, сколько подробностями глупого похищения граненого стакана. Вскоре, однако же, об этом маленьком событии все забыли, и Дом Грина вернулся к своему обычному полусонному состоянию.
Подвез Андрея в Старый Крым все тот же Саша. Всю дорогу он про себя посмеивался, поглядывая на знакомый уже целлофановый пакет, из которого торчали тощеватые мачты кораблика. Вопросов не задавал и о ночном ограблении не рассказывал – опытным водителем был Саша, он больше других знал о ночной жизни Коктебеля и понимал, что это не тема для разговора со случайным пассажиром. Как бы хорошо ты к нему ни относился.
– Здесь каждый год такое безумное разнотравье? – спросил Андрей, показывая на обочину дороги.
– Бывает еще безумнее, – усмехнулся Саша. – Причем каждый год преобладают другие цветы... Сегодня вот голубые, в прошлом году обочина была красной от маков.
– А почему так?
– От весны зависит... Ранняя, поздняя, сухая, дождливая... А разным семенам требуются разные условия для старта... А вот и Грин... Новые экспонаты? – задал Саша первый вопрос.
– Да ладно тебе! Об этих экспонатах все газеты писали.
– Алые паруса?
– Почти. Когда-то они, возможно, и были алыми, – усмехнулся Андрей. – Подождешь, да?
– Конечно.
В хате было прохладно и сумрачно. Ни единого экскурсанта Андрей не увидел. Пожилая худенькая женщина поднялась было навстречу, но, поняв, что посетитель пришел по каким-то своим делам, снова опустилась на табуретку в углу. Андрей молча вынул кораблик, ухватив его за кончик мачты, рядом поставил стакан.
– Наигрались? – улыбнулась женщина.
– Похоже на то... По описи будете принимать или как?
– Поставьте кораблик вон на тот шкаф... Там для него подставка есть... – Женщина поднялась, взяла стакан и направилась с ним в другую комнату. – Там ему место, посредине стола.
– Грин в самом деле пил из этого стакана? – спросил Андрей.
– Что пил – это точно, есть тому доказательства... А из этого ли стакана, из другого... Он уж подтвердить не сможет. Но стакан нашли в этом доме, когда мусор убирали... Так что очень даже может быть.
– Что-то, я смотрю, вы и не обрадовались возвращению экспонатов?
– А я знала, что этим все кончится. Отсюда нельзя ничего унести так, чтоб наказание не настигло. Лучше уж сразу вернуть... Сам хозяин присматривает.
– Это кто же?
– Александр Степанович Гриневский. Он же Грин.
– Что... Навещает?
– Случается... Антонина Николаевна меня зовут... А вас, простите?
– Андрей.
– Это вы взяли попользоваться?
– В Коктебеле нашел, на набережной. У голубой скамейки, – зачем-то добавил Андрей.
– Знаю я эту скамейку. Да, наверно, все ее знают... И не только в Коктебеле. Я и в московских газетах о ней читала... Своеобразная публика собирается у этой скамейки по вечерам...
– Я тоже из этой публики, – признался Андрей.
– А... Тогда вы и Наташу должны знать?
– Встречались.
– Она у нас бывает. Тянет ее сюда... Придет, постоит перед парусами, по комнатам пройдет... И уходит. Грин, может быть, и хороший писатель, но не всегда его сказки на пользу, ох, не всегда. Случается, что своими придумками жизнь людям ломает.
– Это как?
– А вот так... – Антонина Николаевна установила стакан посредине стола, накрытого белой скатертью, посмотрела со стороны, хорошо ли он стоит, повернулась к Андрею. – Та же Наташа... Прочитала когда-то «Алые паруса», и вот, пожалуйста... Не может жизнь свою устроить. Ждет корабль под парусами, и чтоб шлюпка к берегу... Как-то приехала к нам под хорошим таким хмельком... Поплакала, приоткрылась чуть... Перевернуто в ней все этим Грином... Язык не поворачивается сказать, что дурью девка мается, но ведь душа-то места себе не находит, бросается в такие провалы... Ну да ладно, – вздохнула Антонина Николаевна. – Спасибо, что привезли, заходите, коли будет желание... С Наташей приезжайте, она совсем недавно была здесь, дня три-четыре назад, с дочкой приезжала, с Лизой.