Божья кара
Шрифт:
– Кстати, о Славе, – напомнил о себе Равиль. – Кто-то собирался позвонить Славе.
– Ах, да! – спохватилась Аделаида. – Жора своими пьяными стихами кому угодно голову заморочит. Костя, я звоню Славе?
– Позвони, конечно... Почему нет... Вдруг что-то завяжется, сложится, получится...
Андрей, кажется, и сам не заметил, как взял свою стопку и, ни с кем не чокаясь, медленно выпил до дна. Как-то тихо, смиренно поставив стопку на стол, он отодвинул ее подальше от края. И вдруг почувствовал, как ему на колено плотно легла ладонь Равиля.
– Все в порядке?
– Да, – почти неслышно
– Это он? – прошептал Равиль.
– Да.
– Берем?
– У Славы.
– Что у Славы? – громко спросила Аделаида, услышав последние слова Андрея.
– Равиль спрашивает, где я уже успел выпить... Конечно, у Славы. Звони Аделаида... Понадобится – я подключусь.
– Хотите стихи?! – Сообщение о скорой рецензии в московской газете придало поэту сил, и он, похоже, даже протрезвел. – Коль хочешь опьянеть красиво, точней сказать, наверняка, начни, дружок, с бутылки пива, закончи литром коньяка. Каково?
Похвалить хмельные строки никто не успел – Аделаида подняла руку, призывая всех к тишине. В сторону Кости она сделала успокаивающий жест ладошкой, дескать, не дрейфь, сейчас все уладим.
– Это поэт Ложко? Аделаида беспокоит. Привет от Жоры. Он тут раззадоривает нас своими безнравственными стихами, но тебя, конечно, не хватает.
– Что пьете? – недовольно спросил Слава.
– Я пью божественный напиток – коньяк с названьем «Коктебель». Я вся, как драгоценный слиток, уж ты мне на слово поверь! – ответила Аделаида стихами самого Славы, и тот мгновенно растаял, потеплел, подобрел.
– Так что там у тебя?
– Слава, я сразу к делу... Прошел слух, что тебе нужен мастер высокого класса по укладке плитки, это правда? Слава, я ничего не хочу знать, слышать и понимать. К тебе сейчас придет человек, и ты вздрогнешь. Он придет и скажет – я от Аделаиды. И попробуй только послать его – будешь иметь дело со мной.
– Добавлю два слова, – Андрей протянул руку к мобильнику. – Слава... Андрей на проводе. Мы действительно тут все, как драгоценные слитки... Аделаида права, ты вздрогнешь, когда увидишь этого человека. Он тут в номерах гостиницы проявил такой плиточный класс...
– Это он? – негромко спросил Слава.
– Очень даже может быть! – И Андрей отключил связь.
– Он еще что-то сказал? – опасливо спросил Костя.
– Ха! – весело ответил Андрей. – Поинтересовался, не заглянем ли мы к нему после наших посиделок. Я сказал, что очень даже может быть.
– А почему бы и нет?! – Жора дерзко вскинул подбородок.
А Андрей снова как бы сник. Его состояние объяснялось легко – он увидел укороченный мизинец Кости. Прошлым вечером тот вел себя осторожно, видимо, помнил о своей метке, во всяком случае, Андрей ничего не заметил. К тому же тогда он еще не видел рисунка Лены и мог попросту не обратить на эту подробность внимания. Сейчас же, пока Аделаида тешила всех горячими котлетами, а Жора жаркими стихами, Андрей ничего не видел и не слышал, пока не рассмотрел укороченный мизинец на правой руке Кости.
И растерялся – что делать?
Сама того не подозревая, его выручила Аделаида звонком Славе. Андрею даже удалось вполне невинно послать сигнал Славе, а тот с полуслова, по одной только его интонации сразу обо всем догадался, да и словечко Аделаиды о том, что Слава вздрогнет, увидев плиточника, оказалось кстати.
Костя разлил коньяк по стопкам, махнул рукой от двери и вышел.
– От Славы сразу сюда! – успела крикнуть ему Аделаида. – Надо же мужику на жизнь заработать, – пояснила она уже после того, как хлопнула входная дверь.
– Заработает, – пробормотал Андрей. – Отчего ж не заработать умеючи...
– Говорят, опять Грина на набережной видели, возле голубой скамейки, – некстати произнес Жора. – Не к добру.
– А я слышал – к добру, – возразил Андрей.
– С какой стороны взглянуть, – сказала Аделаида. – Я тоже об этом слышала. Наташка рассказывала. Они с Амоком рассвет встречали на нашей скамейке, вот он им и явился во всей красе.
– А какая у него краса? – спросил Андрей.
– Как всегда – шляпа, длинное пальто, штанины и ботинки. Все черное. На этот раз, Наташка сказала, даже лицо чуть мелькнуло – щека, подбородок, нос... И знак он им какой-то подал... Вроде подбодрил. Не робейте, дескать, ребята, я с вами. Наташка так его поняла.
– Привиделось, – проговорил Жора, не меняя позы.
– Оба видели! – закричала Аделаида. – Понял? Оба! И Наташка, и Амок. И рассказали мне одно и то же, с теми же подробностями! Порознь рассказали.
– Сговорились, – тянул свое Жора.
– На фиг?!
– Чокнутые потому что... А я, между прочим, тоже к алым парусам отношение имею... Прямое.
– И что же это за отношение такое?
– Тридцать лет назад я Анастасию Вертинскую целовал и чемоданы ее за ней таскал.
– Чемоданы-то зачем таскать?
– А она приехала в кино сниматься. В «Алых парусах», между прочим! Я тоже принимал участие. – Жора сидел, подперев кулаком щеку и безучастно смотрел в окно на острые вершины Карадага. – В массовке снимался. Когда в кадре свиньи по улице бежали, там и моя физиономия мелькнула.
– Среди свиней? – уточнила Аделаида.
– У нас тогда с Вертинской, между прочим, отношения возникли.
– Между прочим, отношения не возникают!
– Я был молод и хорош собой и очень технично в футбол играл. Она тоже была хороша собой. Мы оба были молоды и хороши собой. Я ей, между прочим, стихи написал, очень хорошие стихи... Их печатали и крымские газеты, и московские...
– А ей послал стихи? – спросил Равиль.
– Стесняюсь, – Жора чуть шевельнул плечами. – Между прочим, я ей снился.
– Откуда ты знаешь?
– Она сама сказала. Тогда еще.
– И в каком же виде ты ей привиделся?
– С чемоданами, – ответил Жора тихим голосом. – Хотите, стихи прочту?
– Валяй, – сказала Аделаида. – Они приличные?
– Когда к тебе в чужом краю,Луч солнца нежно прикоснется,Ты знай – в заоблачном раюМой ангел мягко улыбнется.Когда тебе в заботах дняВдруг станет мил цветок случайный,Ты знай – мой ангел, лик склоня,Сей преподнес подарок тайный...