Божья кара
Шрифт:
– Ну, вот она и есть... Назови ее кладовкой, подсобкой, можешь даже ночлежкой назвать, вытрезвителем...
Комната была небольшая, примерно три на четыре метра. Стены из красного кирпича создавали впечатление не то чтобы сумрачное, а казематное какое-то. Но поскольку Костя последнее время работал на сооружении гостиницы, а там все стены были какое-то время неотделанными, то он попросту не обратил на это внимания. В углу лежали мешки с цементом, тут же стопкой стояли коробки с плиткой. Рядом – солдатская железная кровать с матрацем, одеялом, подушкой. Тощеватая, правда, была подушка, но для таких условий вполне подходила. Единственное, что могло
– Что скажешь, мастер? – спросил Слава, присаживаясь на кровать. – Берешься?
– Затем и пришел.
– За неделю управишься?
– Как пойдет... А вообще-то, можно и за неделю. Если поднатужиться.
– Питаться будешь здесь, в ресторане, захочешь переночевать – нет проблем. Вопросы есть?
– Деньги.
– Знаешь, по Коктебелю цена установилась, не будем ее менять. Я даже добавлю тебе за срочность, качество и доброе отношение к хозяину. Годится?
– Вполне.
– Как плитка? Подойдет? – Слава протянул Косте красную плитку размером пятнадцать на пятнадцать сантиметров. Костя повертел ее в руках, постучал по плитке костяшками пальцев, посмотрел, прищурив глаз, на линию среза, вернул плитку Славе.
– Нормальная плитка. Не испанская, конечно, да здесь испанская и не нужна. Только маловато вроде?
– Подбросят ребята. Плитка будет трех цветов... У красной стены я поставлю стол для разделки мяса, зеленая стена – овощная, белая – молочная.
– А четвертая? – усмехнулся Костя.
– Четвертая будет инструментальная – ножи, мясорубки, разделочные топорики, штопоры и прочее. А цвет – серый.
– Разумно, – согласился Костя.
Слава замер, прислушался к чему-то, происходящему за стенами комнатки, не то голоса ему послышались, не то грохот посуды. Резко поднявшись, закричал:
– Валя! – И вышел в коридор, бросив за собой дверь, сделанную в виде решетки из жестких арматурных стержней в палец толщиной.
Костя шагнул было за Славой, дернул решетку на себя, попытался открыть дверь, толкая ее от себя, но арматурные стержни даже не дрогнули.
– Вячеслав Федорович... Тут что-то с вашей дверью случилось... Не открывается почему-то...
– Ничего с ней не случилось. В порядке дверь.
Вы были когда-нибудь в психушке? Часто там бываете? Знаете, какие там двери, знаете, как они открываются и как закрываются? Дверь в кладовку у Славы Ложко была сделана по тому же принципу – если она захлопнулась, то уже никакие силы ее не откроют, и психи не разбегутся. Только сестры, врачи, санитары имеют право носить в карманах стерженьки квадратного или треугольного сечения, с помощью которых дверь можно открыть. У психов, естественно, таких стерженьков нет.
Не было такого стерженька и у Кости. И даже если бы он был, то помощи от него тоже не добиться, поскольку дверь у Славы была еще коварнее, нежели в психушках, – открыть ее можно было только из коридора, но уж никак не изнутри, будь у тебя хоть полные карманы этих стерженьков или еще каких-то там приспособлений. Открывание двери изнутри было просто не предусмотрено. Называйте это как хотите – коварство, инженерная находка или просто блажь Славы.
– Как понимать, Вячеслав Федорович? – спросил Костя, и голос его дрогнул, дрогнул голос. А как ему не дрогнуть, ребята, как ему не дрогнуть... У кого угодно дрогнет...
– А вот так и понимай, друг любезный Костя, – ответствовал Слава. – Усомнился я в тебе, мысли у меня нехорошие пошли относительно тебя... Ты вот тут на плиточке отпечатки свои оставил, на блестящей ее поверхности... Покажу я эту плиточку знающим людям и послушаю, что они мне скажут. А ты пока здесь поскучай. Если окажется, что ошибся я и ты совсем не тот, за кого я тебя принял, то повинюсь перед тобой и за работу заплачу вдвое... Учитывая твои переживания в этом помещении. Веди себя тихо, шуметь не надо. Крики, стоны, вопли отменяются. Их никто не услышит. Вопросы есть?
Вместо ответа Костя бросился к двери и, ухватившись за арматуру, принялся что есть силы трясти решетку. Дверь даже не колыхнулась.
– Выпустите, Вячеслав Федорович, – простонал Костя. – Выпустите – и я ваш верный слуга по гроб жизни.
– Охотно, Костя... С радостью и душевным облегчением. Но сначала я должен показать эту плиточку, – он повертел перед решеткой керамическим квадратом, – знающим людям.
– Отпусти, Слава! – заорал Костя что было мочи.
– Не надо так кричать... Мои девочки пугливые, хотя привыкли ко многому. Веди себя тихо, я же просил... У меня есть способы заставить тебя вести себя прилично... Вот выпущу тебе сюда весь газовый баллончик, и тебе будет неприятно... Значит, так... Ужин принесу. Вентилятор работает, параша под кроватью. Там ведро с крышкой, вонять не будет. Если есть особые пожелания, слушаю тебя. Нет пожеланий? Очень хорошо. Когда появятся – скажешь. Свет тебе оставляю, некоторые нервничают в темноте.
Только сейчас Костя обратил внимание, что лампочка привинчена под самым потолком, к тому же еще забрана железной решеткой.
Сев на кровать, он обхватил голову руками и, раскачиваясь из стороны в сторону, негромко завыл. И столько было безысходности в его негромком мычании, столько было смертной тоски в глазах, что у Славы в душе что-то дрогнуло, что-то защемило, но он взял себя в руки и уже вторую дверь, стальную, с надежной звукоизоляцией, закрыл на ключ бестрепетной своей рукой.
Зазвонил мобильник.
– Слушаю, – сказал Слава.
Звонила Аделаида.
– Ну, что, поговорил с Костей?
– Каким Костей?
– Ну, плиточника я к тебе послала, мы же с тобой договорились!
– Не было.
– Так он до тебя не дошел?
– Аделаида... Послушай... Я не знаю даже, о ком идет речь. Появится – доложу. Главное – не переживай. Ты мне вот что скажи... Андрей со своим колдуном еще у тебя?
– И прекрасно себя чувствуют.
– Тогда напомни им, что я жду в «Богдане». И пусть не засиживаются.
– Котлеты кончились, коньяк кончился, похоже, их уже ничто здесь не держит. Через час будут у тебя.
– Через час?! Да тут идти пять минут!
– Значит, что-то их все-таки здесь держит, – рассудительно произнесла Аделаида.
– Боже, что?!
– Мое женское обаяние, Слава. Тебе этого не понять. Не дано.
Ну, что сказать, железные авторские объятия сомкнулись наконец вокруг непутевого убийцы, а наш общий друг Слава Ложко позаботился о том, чтобы эти объятия действительно были надежными и нерасторжимыми. Впрочем, все, что делает Слава, отличается неизменной надежностью – строит ли он свой дом в горах, возводит ли ресторан в самом центре Коктебеля, на набережной, пишет ли потрясающие стихи для дошколят – трехтомник недавно выпустил.