Божья кара
Шрифт:
– Не понял? – проговорил Зэк и улыбнулся, показав железные свои зубы.
– Тупой? – удивился Амок.
После этого вопроса Зэку отступать было нельзя, да и некуда. Он посмотрел на Наташу – она прихлебывала из бокала, о чем-то переговаривалась с Игорьком, и Зэк с его проблемами нисколько ее не интересовал. Такое примерно было у нее выражение, поведение, так примерно она прихлебывала густой коктебельский кагор, и губы ее были в вине, а на щеках от этого кагора уже проступал румянец – таким свойством обладал коктебельский кагор.
– А ты, получается,
И опять непочтительные Славины слова о Зэке не то чтобы прозвучали, прогудели в сознании Амока, и он, без колебаний, раздумий и подготовки, да и самое важное – не размахиваясь, что есть силы врезал кулаком в ухмыляющуюся физиономию Зэка. Да, ребята, бить по морде, объясняться в любви и одалживать деньги надо неожиданно, пока человек не подготовился для отпора.
А в нашем случае Зэк от неожиданного и достаточно чувствительного удара пошатнулся, оперся рукой о стол, сдвинул скатерть, и она тут же из опрокинутых бокалов окрасилась красным и густым, как кровь, вином.
Надо отдать должное Зэку – он сразу пришел в себя, распрямился и бросился на обидчика. Но тут Наташа, ах, стерва, ах, оторва, уже присевшая на стул рядом с Игорьком, невинно и как бы невзначай выставила из-под стула загорелую свою ножку, и Зэк, споткнувшись, рухнул прямо под ноги Амоку.
Вскочив, он оглянулся, но ножка Наташи опять была под стулом. И тогда Зэк медленным, тягучим движением сунул правую руку в карман, вынул блеснувшую рукоятку, и из нее тут же, как огонь из хорошей зажигалки, вырвалось, выплеснулось лезвие.
Стол опустел, вся компания поднялась и отошла к перилам, как бы для того, чтобы подышать морским воздухом, как бы полюбоваться профилем Волошина на скалах Карадага, да и мужчинам, в конце концов, надо дать возможность выяснить свои отношения.
Наташа поднялась из-за стола и, чуть задержавшись, спросила:
– Амок, помочь?
– Не надо.
Зэк, обернувшись на нее, зыркнул, недобро ощерившись, дескать, мы еще об этих твоих словах поговорим, и тут же, уже не сдерживая себя, бросился на Амока, чуть отведя нож в сторону, чтобы нанести боковой удар, от которого невозможно защититься. Но Амок уклонился и нырнул за стол. Увидев нож в руке у Зэка, он, кажется, ощутил обычный свой в таких случаях кураж – издал нечеловеческий какой-то вопль, сжал кулаки и одновременно ударил ими себя в грудь, точь-в-точь, как это делают в гневе дикие гориллы в диких джунглях.
Кинг-Конга видели? Впечатление примерно такое же...
Но что делает Амок дальше! Одним движением руки он опрокидывает пустой уже стол, две ножки, расположенные диаметрально, сводит вместе, отчего они тут же выворачиваются из своих гнезд вместе с железными болтами, с навинченными на них гайками и шайбами. И жиденькие вроде бы ножки ресторанного столика сразу превратились в оружие страшное и всесокрушающее, вполне пригодное и для Куликовской битвы, и для Ледового побоища.
– Искрош-ш-ш-у, – прошипел Амок.
– Не шутишь? – ощерился Зэк.
– Ш-ш-ш-учу...
Зэк не дрогнул. Да ему и нельзя было вести себя иначе – весь он со всеми своими потрохами был сейчас, как на кону. Оплошай, слиняй, и все – нет тебе больше места в Коктебеле, поищи другое. Можешь, конечно, и остаться – живи, улицы подметай, плитку клади, но не возникай. А про Наташу забудь просто начисто. Увидишь на улице – переходи на другую сторону, как бы чего не вышло...
Такая вот жизнь у него начнется, дрогни он сейчас.
Он удачно приблизился к Амоку, когда у того обе ножки с железными болтами на концах были опущены и к удару не готовы. Однако в этом положении у Амока оказалось и преимущество – когда занесенный для удара нож опускался на него сверху, он, сделав шаг в сторону, да, опять спасительный шаг в сторону, что было силы выбросил ножку в правой руке снизу вверх.
Удар острой грани ножки пришелся на тощеватое зэковское предплечье.
Да, хоть и закрытый, но все-таки перелом.
Нож упал на пол, как говорится, звеня и подпрыгивая. Зэк, завывая от боли, обхватил здоровой рукой поврежденную и, согнувшись пополам, шагнул было к своим приятелям, но Амок, взяв его за шиворот, развернул в обратную сторону, подволок к выходу и выбросил на набережную со словами, которые никто никогда не сможет обесценить и никто, слышавший их на переполненной набережной, не забудет...
– Пшел вон, педик вонючий! Жопа позорная!
Не удержавшись на ступеньках, Зэк упал на бок, стараясь, чтобы поврежденная рука не коснулась асфальта. Ему помогли подняться, усадили на скамейку. Подошел Игорек, ребята, которые сидели с ним за столом, но на все их слова Зэк отвечал только тихим, жалобным поскуливанием.
– Надо же, – протянул просветленно Игорек. – Я думал, что мне тебя опасаться надо, оказывается, вон кого...
– Я с ним еще разберусь, – с трудом проговорил Зэк.
– Не уверен, совсем даже не уверен, – ответил Игорек. – Да и не стоит, наверно, Зэкушка ты наш недосиженный... То, что он тебе морду набил без спросу, руку сломал... Ты еще хорошо отделался. Он ведь и в самом деле этими болтами мог тебя искрошить... Но это все ерунда... Знаешь, что самое главное... Страху в нем нет. С Наташкой одного поля ягоды. Оба оторвы. Психи. Полные психи. Слышал, как они армянскую шашлычную разгромили? Вдвоем на все землячество поперли. И обратили в бегство, – усмехнулся Игорек. – А ты собираешься с ним счеты сводить... Не советую. Раны тебе залечивать надо. На морду пластырь, на руку гипс. К осени оклемаешься.
– Ты лучше с него за ущерб взыщи... Хрусталь, мебель, посуда...
– Знаешь, – Игорек почесал щетину... – Поостерегусь. Такого человека нельзя во врагах держать. Лучше я ему с Наташей стол накрою. С кагором. Как я успел заметить, кагор ей понравился. И на здоровье.
Амок с Наташей сидели в посудомоечной, вполголоса обсуждая случившееся. Тетя Нюра мотанулась на кухню, в зал, к бару и принесла угощение по случаю победы над злыми силами – по куску мяса и по полстакана коньяку. И себя не забыла.