БП
Шрифт:
Окончательная черта в пересудах была подведена, когда сеансы физиотерапии, проводимые доктором, сумели существенно поправить здоровье председателя Приходского попечительного совета протоиерея Афанасия Беляева, который помимо всего прочего был еще и духовником семьи Императора Николая II, а также остановил процесс потери волос у директора реального училища статского советника Эраста Платоновича Цытовича, который когда-то преподавал физику Великим Княжнам Ольге и Татьяне Николаевнам. Помимо этого ряд высокопоставленных местных дам полностью излечились от мигрени благодаря растительным препаратам, широкий выбор которых был в аптеке у Елены Александровны, но, самое главное, как весьма точно говорит старинная турецкая пословица "Без мудреца и врача не проживешь", никто не пожелает иметь врагом медика…
Главная же задача, которая
Об этом же пару раз говорил и лукаво улыбающийся при этом Павлов и регулярно заезжающий в институт Келлер: "Хорошая жена, хороший дом… Что еще надо человеку, чтобы встретить старость?!".
Во все времена истинно русские люди любили и умели вкусно и основательно покушать. Россия, коей заслуженно перешло наименование "Третий Рим", волей провидения стоявшая между Западом и Востоком, сумела воспринять и сделать своим достоянием всё лучшее, в том числе и кулинарные изыски, своих ближних и дальних соседей. В произведениях русских писателей и поэтов звучали настоящие оды, дифирамбы и панегирики, воспевающие гастрономические шедевры разных стран и народов. Ну как не вспомнить Александра Сергеевича Пушкина? Гений великого поэта, помноженный на семейные традиции (его двоюродный дед Петр Абрамович Ганнибал лично сочинил для дома кулинарное руководство), подарил нам эти строки "Что устрицы? Пришли! О радость! Летит обжорливая младость", или
"Москва Онегина встречает Своей спесивой суетой, Своими девами прельщает, Стерляжьей потчует ухой…"Подданные Российской Империи века XX оказались достойными учениками Пушкина. Антон Павлович Чехов устами своего персонажа так описал процесс закусывания водки: "Водку тоже хорошо икрой закусывать. Только как? С умом надо… Взять икры паюсной четвёрку, две луковочки зелёного лучку, прованского масла, смешать всё это и, знаешь, этак… поверх всего – лимончиком. Смерть! От одного аромата угоришь". Несколько позже, один из безвестных поэтов переложил эти же слова на стихотворный лад:
Икры конторской четверть фунта, лучка зеленого чуток, Две ложки масла из Прованса, лимона выжатого сок. И все великолепье это в сосуде тщательно смешать Бутылка водочки Смирновской во льду успела полежать Глоток, второй, за ним закуска… Блаженство дивное вкусил! Чуть отдохнул, перекрестился и всё по новой повторил…К началу лета тысяча девятьсот четырнадцатого года в одной только столице Империи было около трёх тысяч ресторанов, кафе, трактиров, столовых, кухмистерских, а также – новомодных буфетов при кинематографах. Они гостеприимно принимали обладателей портмоне и кошельков любой толщины и наполненности. Имея в кармане полтинник, какой-нибудь извозчик мог побаловать себя водочкой, закусить и запить всё это пивом. А пятьдесят рублей позволяли своему хозяину посетить Кюба, где, посмаковав коньяк и вкусив устриц под Шабли, постепенно перейти к более основательным блюдам в виде фирменных котлеток и гурьевской каши, закончив эту "скромную трапезу" отменным кофием.
А дальше грянула война… Введение сухого закона и постоянный рост цен не поколебали могущество ресторанной империи Петрограда. Всё было как и раньше – одни заведения прогорали и закрывались, на смену им приходили новые. В январе шестнадцатого своеобразной сенсацией стало открытие госпожой Сазоновой двух ресторанов "нового типа" в которых плату с посетителей брали ещё при входе. Посетив, к примеру, "Бар-Турист" располагавшийся в доме 14 по Екатерининскому каналу, и внеся в кассу полтора рубля, клиент мог для начала "слегка закусить", выбрав себе желаемое из обширного списка, в котором значились телятина желе, осетрина холодная, винегрет по гельсинфорски, кроте, редиска в сметане, винегрет домашний, разные сыры, колбасы, соленья, маринады, грибы, заливное и прочее, и прочее, и прочее… Запить всё это великолепие предлагалось чаем, кофе, морсом, или молоком. Причем, все блюда размещались на особом столе, а посетитель, как отмечалось в газетной статье "Ресторанное Дело" 1 от 20-го января этого же года: "в таком ресторане как дома, посетитель может сидеть сколько ему угодно, и никто не наблюдает за ним, сколько и чего он скушал". Некоторые остряки успели окрестить эти заведения "шведскими", или "финскими", ибо именно оттуда госпожа Сазонова привезла, собственно, саму идею и выразила надежду, что: "Когда, в своё время, последует разрешение торговли крепкими напитками, то они будут введены и в новые рестораны, на что она имеет полное основание надеяться, причём напитки будут продаваться за отдельную от входной платы цену".
Но изменения среди посетителей и завсегдатаях ресторанов всё же были. На смену приват-доцентам, успешным инженерам и купцам-меценатам нахлынула мутная волна, тех, кого метко окрестил писатель Н. Н. Брешко-Брешковский, как "мелких биржевых зайцев, ничтожных комиссионеров, безвестных проходимцев. Грянула война – и какая разительная перемена декораций и грима! Воспрянула голодная проходимческая шушера…".
Казалось, нет укорота и спасения от этой саранчи, от этих крыс, которые впились в тело Империи и грызут, грызут, грызут…
"Так, где запасов не счесть, татем полночным приблизясь, сеть начинает он плесть, – и начинается "кризис…".Правда в последние месяцы забрезжила надежда на лучшее. Великий Князь Михаил Александрович перехватил кормило Империи, выпавшее из руки Николая, и ясно дал понять зарвавшейся швали, что могут вернуться времена его венценосного батюшки Александра Александровича, или же более того – великих императоров Петра Алексеевича или Николая Павловича. Даже само значение имени Регента "Тот, что как Бог" напрямую связывалось с Архистратигом Михаилом – одним из семи ангелов, предводителем небесного войска в борьбе с тёмными силами ада. Тем более, что и на фронте дела пошли значительно лучше…
В начале января 1917 корреспондент "Петроградского листка" Рудольф Густавович Герсон, прихлебывая ароматный, крепко сваренный кофе, сдобренный толикой коньяка, предавался излюбленному для определенной части русской интеллигенции занятию – примерке на себя плаща принца датского Гамлета и поиску ответа на его же главный вопрос "Быть, или не быть?". При этом виновниками всех явных или придуманных проблем могли быть абсолютно все – кроме, естественно, самого труженика пера.
Уроженец Варшавы, Рудольф Густавович происходил из почтенной еврейской семьи, в которой, впрочем, все мужчины вот уже на протяжении трех поколений, принимали крещение по лютеранскому обряду. Данное обстоятельство и позволило ему в тысяча девятьсот двенадцатом поступить в Варшавский Императорский Университет с целью получения диплома юриста. Однако начавшаяся война заставила изменить как место проживание, так и профессию. Считая себя в некотором роде космополитом, которому чужды такие пережитки прошлого, как патриотизм, любовь к Отчизне и тому подобные "слюни", недоучившийся студент предусмотрительно получил справку о позвоночной грыже, латинское название которой "hernia vertebralis" в народе мгновенно переименовали в "херней страдает".