Брачная игра сестер Блэкторн
Шрифт:
– Я верю своим глазам, младшая. И с меня довольно твоих выходок.
– Братец, подожди… Я могу все объяснить…
– Можешь, – хмуро отрезал он. – Отцу и матери. Когда будешь рассказывать, почему я отослал тебя домой и откуда следы от ремня… пониже спины.
– Ты не посмеешь! – запальчиво выкрикнула Фиби, но взгляд красноречиво говорил, что угроза брата ее всерьез напугала. – Не имеешь права! Дебби, сестренка, скажи ему, что только ты можешь решать, кто остается в твоем доме, а кто нет! Мы же прекрасно поладили, скажи мужу, что не хочешь отсылать меня прочь! Пожалуйста…
– Хватит, Фиби, – Дебора встала рядом с супругом. – Я не слепая и не глухая
– Но Дебби… Крис… Лорд Уэсли! Лорд Уэсли, прошу вас, скажите им! Вы же меня знаете! Все было не так! Это все Энди…
Красавицу-Фиби было не узнать: взгляд затравленно метался из стороны в сторону, губы тряслись, на щеках от унижения и злости вспыхнули красные пятна. Она оглядела гостей, но ни в ком – даже в собственных подругах – не нашла поддержки. И в конце концов Фиби не выдержала. Сжав кулаки и низко опустив голову, она протиснулась между братом и мной и сбежала.
– Ну и ладно! – бросила она зло. – Папа еще выскажет тебе, Крис, и тебе, сестричка, все, что думает об этом! Можете забыть о ссуде на новое дело! Отец всегда знает, на чью сторону надо встать. Вы еще пожалеете! Пожалеете!
Глава 12
Я не знала, привел ли Кристофер в исполнение свою угрозу или нет, но когда Фиби забиралась в карету, выглядела она бледной и держалась неестественно прямо, не сразу решившись опуститься на мягкое сиденье. Провожать ее не вышел никто, даже брат. Стоя у окна нашей с Эмми спальни, я следила за вереницей карет, увозивших из Ленс-холла многочисленные дорожные сундуки с платьями, шляпками и несбывшимися желаниями обольстить завидного холостяка Уэсли Крейга, но удовлетворения или облегчения не чувствовала. Я согласилась бы оставаться объектом жестоких насмешек хоть до самого отъезда, если бы только можно было повернуть время вспять и сделать так, чтобы Эммелин не оказалась случайной жертвой мстительной и обидчивой Фиби Эткинсон.
Жаль, это было невозможно.
В первые дни после незапланированного купания Эмми еще беспечно отмахивалась от наших с доктором Маршеном попыток лечения, но чувствовалось, что время, проведенное в холодной воде горного озера в бессознательном состоянии, сказалось на ее здоровье. Я слышала, как она кашляла по ночам, и не раз вставала, чтобы потрогать лоб и укрыть кузину дополнительным одеялом. К утру ей вроде бы становилось легче – она улыбалась, шутила и вела себя почти как обычно, делая вид, что уже совершенно здорова. Но с каждым днем улыбка становилась все слабее, а усталость накатывала все раньше, загоняя Эмми в постель и заставляя раз за разом отказываться от ужина.
Происшествие на озере и спешный отъезд Фиби подвели черту под приятными забавами в Ленс-холле. Веселиться, когда Эмми неважно себя чувствовала, а Дебора вот-вот должна была родить, стало совершенно невозможно. Мужчины все чаще пропадали на охоте, а вечера предпочитали проводить за сигарами и виски в малой гостиной, обсуждая тревожные новости о волнениях и дезертирах на границе, и погрустневшие подруги Фиби и Деборы, лишенные главных заводил, засобирались обратно в столицу. За ними потянулись и молодые лорды.
Не прошло недели, как большая часть гостей покинула поместье. Последними зашли попрощаться и сердечно поблагодарить Эмми за то, что помогла им открыться друг другу, Лорин и Лайонел. Кузина приняла их уже в постели. Шутливо раскланялась в ответ на пылкие благодарности, приняла приглашение на свадьбу и заставила Лайонела пообещать ей вальс на Зимнем королевском балу, где Эммелин планировала в следующий раз встретиться с новыми друзьями.
– Надеюсь, что к тому времени на пальчике Лорин уже будет красоваться ваше фамильное кольцо, – шутливо пригрозила она смущенному Лайонелу. – Не хочу, чтобы мои старания пропали даром.
Влюбленные заулыбались, и Эмми рассмеялась, довольная их реакцией. Щеки ее разрумянились, резко выделяясь на бледном лице. Кузина казалась веселой и счастливой, но было в этом что-то неестественное, нездоровое, отчего тревожно сжималось сердце.
Вечер с Лорин и Лайонелом оказался последним, который она провела в сознании.
А потом началось самое страшное.
Всю ночь Эмми лихорадило. Я металась между ее постелью и кувшином с водой, которой смачивала и без конца меняла на горячем, покрытом испариной лбу холодный компресс. А ранним утром меня разбудил ужасный грохот. Проснувшись с утра, Эмми попыталась встать – и неожиданно потеряла сознание, упав прямо на пол и уронив прикроватный столик. Мы с Тиной, кусая губы от ужаса, кое-как подняли ее и уложили в постель, пока Мод со всех ног мчалась за лордом Маршеном.
Доктор, явно выдернутый из кровати, выглядел недовольным, а осмотрев пациентку, помрачнел еще сильнее, строго отчитав нас за то, что так долго молчали и позволили болезни зайти слишком далеко.
– Возмутительно! Недопустимо! – причитал он, прикладывая к груди Эмми стетоскоп. – Лихорадку можно было предотвратить, если бы мы сразу занялись лечением! Припарки, горячее молоко и конопляное масло – и пациентка встала бы на ноги за два-три дня. А теперь придется прибегать к серьезным и сложным процедурам…
Тина немедленно зарыдала, Мод, бледная и испуганная, уставилась на меня с таким видом, будто уже примеряла к платью черную траурную вуаль. Все внутри заледенело. «Серьезные и сложные процедуры» в устах доктора Маршена звучали почти как приговор, и даже думать об этом было страшно.
Вглядываясь в бледное осунувшееся лицо Эмми, по цвету сравнявшееся с подушками ее постели, я чувствовала себя крайне виноватой, а еще ужасающе, невероятно беспомощной. Сама я болела редко – кровь старшего рода, проявившаяся во мне сильнее, чем в столичных Блэкторнах, давала и такие преимущества. Но Эммелин… У нее всегда было очень хрупкое здоровье, а болезни протекали тяжело, приковывая кузину к постели подчас на несколько недель. И если дома я всегда могла бы спросить совета у матери или Джаспера, то здесь я оказалась в чужом доме один на один с проблемой, которую не могли решить ни книги по управлению фабрикой, ни навыки фехтования, ни древняя Призрачная шпага.
Я не знала, чем я могла помочь. Но и оставить Эмми одну – пусть и в надежных руках доктора Маршена – не хватало духу. Кружа вихрем по комнате, я хваталась то за одно, то за другое, наполнила кувшин холодной водой для компрессов, сбегала на кухню, где распорядилась, чтобы кухарки всегда держали наготове куриный бульон, раздвинула, а потом занавесила шторы, написала покаянное письмо дяде и тете с просьбой как можно скорее прибыть в Ленс-холл с семейными докторами и раз десять поправила кузине подушку. На одиннадцатой попытке подоткнуть Эммелин одеяло безграничное терпение доктора Маршена дало трещину, и я в компании со всхлипывающей Тиной была позорно изгнана вон из спальни.