Брачный марафон

Веденская Татьяна

– Знаешь, я смотрела в столе и не нашла своих документов. Ты их не брал?

– Я? А зачем тебе? – немедленно напрягся всем телом и побледнел Лайон. Значит, я была права. Он их попросту выкрал.

– Мне? Я хотела посмотреть, до какого числа у меня виза.

– Зачем? – уже жестко и громко повторил Лайон.

– Хочу навестить родителей в России, – как ни в чем не бывало продолжила я. И отпила вина из бокала.

– Это не входило в мои планы. Я не дам тебе денег на поездку.

– Ничего. Я съезжу за счет принимающей стороны, – беззаботно щебетала я. – Где паспорт?

– Паспорт? – начал тупо тянуть время он.

– Паспорт, – кивнула и улыбнулась я.

– Я не дам тебе паспорт.

–

Что? – переспросила я.

– Не дам. Не думай, что можешь решать, когда и куда тебе ехать. Сиди и не думай! – внезапно поехавшим и визгливым голосом прокукарекал он и бахнул кулаком по столу.

– Я свободный человек и сама могу решать, что мне делать! – забросила наживку я, а у самой внутри все кричало: Лайон, как же так? Почему ты не замечаешь, что я так не вела себя никогда? Никакого чувства самосохранения!

– Ты – свободный человек? С чего ты взяла! Ты – моя! И забудь о свободе. Ты родишь ребенка и будешь идеальной женой. Я тебя исправлю! Ты у меня перестанешь…

– Замолчи! – зашипела, как драная кошка я. – Я не хочу с тобой жить!

– Придется. ПРИДЕТСЯ! – уже не в состоянии контролировать себя, орал Лайон. – Ты у меня в долгу. Навсегда! По крайней мере, надолго.

– Иди в задницу! – равнодушно выкрикнула я и стала пить вино. Красный от бешенства Лайон, в озверении уставился на меня. Потом он поднялся и направился ко мне. Я сначала делала вид, что мне на это наплевать, но потом испугалась по настоящему.

– Я тебе покажу твое место! – зарычал Лайон и, краснея от натуги, попытался вывернуть мне руки. Я брыкалась и вырывалась, даже скинула со стола все мои пироги, но это ему было по барабану.

– Отстань, псих ненормальный! – заорала я от боли в запястьях, думая, что вот, все наши ужасно интимные крики пишутся на пленку. Потом я собралась с духом и плюнула ему в лицо. Нет, не то, чтобы харкнула, да и не приучена я к такому. «Разве может приличная девушка, воспитанная в интеллигентной семье»… и все такое. Просто обозначила и все. Эдакое «тьфу на тебя», но на Лайона оно произвело удивительный эффект. Он замер и как-то пришел в сознание. Выпустил меня из рук, оглянулся по сторонам, а потом посмотрел на меня нормальными живыми глазами.

– Я всего-то хотел нормальной семьи, – вымолвил и заплакал он. Медленно осел на диван и уронил голову в ладони. Я смотрела на него: на шее пульсирует жилка, худые пальцы закрывают почти все лицо. Ноги в светло-голубых джинсах тянутся целую вечность, до самых кроссовок. Плечи неритмично подрагивают. Бить женщину – явно не его конек. Я присела рядом. Мне вдруг стало жалко его до слез. В конце концов, на свете наверняка ходит женщина, для которой Лайон – самая настоящая пара. Мечта поэта. А я – поделка из России, суррогат, не очень умелое выражение его фантазии про то, как он привезет из бедной страны симпатичную блондинку, которая из одной только благодарности за такое огромное благодеяние будет всю жизнь его любить, гладить ему футболки и рожать детей. Что ж, в каждом из нас гнездится целая куча фантазий, основанная просто-напросто ни на чем.

Глава 2. Ничего личного, только бизнес

Мне хотелось кричать. От того, как глупо перекосилась вся наша избушка-жизнь посреди летящих мимо нас курсивом событий и лет. Кричать о том, как я отношусь к нему, Лайону. И не о том, как ненавижу его, совсем нет. Теперь, когда мы сидим при свечах в разоренной гостиной его дома и молчим, ожидая следующего удара, я совершенно не рада возможности его нанести. Я бы даже хотела присесть рядом с ним и гладить его по волосам, утешать его в горе. Говорить о том, что нет и не будет второго шанса. Надо начинать жить прямо сейчас, потому что каждый шаг будет единственным, а какой-то, со временем,

станет последним. Наш мир так устроен, что в нем можно только любить или не любить. Все остальное – на то Божья воля. Тем более жалки хаотические попытки что-то там просчитать, подстелить куда-то соломки. Привести из России кого-то, кто будет любить по определению и никогда не сделает больно. И кого не надо любить в ответ. Перевести все на деньги. Смешно и нелепо, а, главное, совершенно не работает, потому что именно я – результат подобных расчетов. И именно я сделаю Лайону так больно, как никогда не сделала бы та, которая бы его полюбила и которую полюбил бы он. Если бы не решил, что вообще не готов больше любить. Больше… Больше, чем когда? Я прожила с ним год жизни, но понятия не имею, что за женщина разбила его сердце и заставила искать другие пути. Потому что он для меня – закрытая книга, которую я даже не хочу читать. Ну почему он не понял этого раньше? И почему я не поняла, что не люблю и не полюблю его никогда и не за какие деньги. Зачем мы довели все до этого дня, когда Лайон страдает от боли, которой я ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ не должна была причинить, а я встаю, иду к телефону и набираю номер своего адвоката. Я делаю ровно то, что и делает любой НОРМАЛЬНЫЙ АМЕРИКАНЕЦ.

– Мне надо связаться со своим адвокатом! – фраза, чудовищная по своей эффективности. Я должна бы сказать, что мне больно, что ты меня обидел, а я обидела тебя. О том, как мне горько потерять целый год жизни, что это не пройдет бесследно. В нашем-то с тобой, Лайон, возрасте! При наших-то преувеличенных страхах. Но я зову на помощь человека, который разделит нас с тобой стеной, из-за которой уже не будет слышно ни одного живого слова. Я стану той, которую ты пытался навсегда забыть, наверняка я стану отражением того, отчего ты так долго бежал. Забавно!

– Кому ты звонишь? – слабо окрикнул меня Лайон.

– Мне надо связаться с моим адвокатом, – громко и четко продекламировала я. Как стишок в детском садике.

– С кем?! – подскочил на месте мой муж. Снежный ком покатился на нас с удвоенной силой. Живые люди исчезли. Остался его банковский счет, его права и свободы и мои интересы, мои свободы и мои права.

– С адвокатом, – кивнула я, спокойно глядя ему в глаза.

– Отдай мне телефон, – сверкая глазами, поднялся и пошел на меня он.

– Зачем? – уточнила я. Мне было незачем спешить куда-то или пытаться что-то из его действий предотвратить. Они были мне НА РУКУ.

– Откуда ты откопала адвоката? Откуда вообще у тебя деньги на адвоката! – он вырвал телефон из моих рук.

– Это не твой вопрос. Твой вопрос – что ты будешь говорить, объясняясь с судьей по каждому сказанному в этой комнате слову.

– Что? – застыл, как соляной столп, Лайон. Я молча пила вино. Он сжимал пальцами телефон, но, кажется, до него начало доходить, что не в телефоне счастье.

– То, – кивнула я.

– Это невозможно! – лепетал Лайон.

– Почему же? Дай мне позвонить. Это все равно ничего не изменит для тебя, – я сама удивлялась тому, как спокойна и даже местами весела я была. Все-таки хорошо, что я к Лайону совершенно, ну совершенно равнодушна. – Ну, давай же.

– Нет, – шепнул он. Я подошла и вынула из его пальцев аппарат. Ничего сложного, никакого сопротивления. Теперь ружье у меня, а, кроме того, оно уже выстрелило и вполне попало в цель.

– Алло. Елена? Это Катя Баркова. То есть Виллер. Вы знаете, у нас тут тяжелый конфликт, я не хотела бы больше оставаться в этом доме, – сообщила ей я. Она уточнила, записывался ли наш конфликт. Я сказала, что должен был, но это надо уточнить у специалистов. Весь наш разговор шел на английском языке. Из чистой политкорректности. Лайон понимал каждое сказанное слово, но все равно ничего не понимал.