Брад
Шрифт:
Андрена подняла голову. Большинство столов пустовало, все ушли обедать. Некоторые, особенно рьяные, все еще печатали на недавно установленных компьютерах. Такой роскоши достойны были только зубры да еще редакторы, а новички по-прежнему надрывались на печатных машинках. Поток слов никогда не иссякал. Кто-нибудь обязательно печатал новостную статью. Люди испытывали потребность в информации и готовы были за эту информацию платить. Любые, самые последние, самые быстрые, пусть самые краткие, но новости. Уже переваренные для них факты. Весточка из внешнего мира, возможность почувствовать значимость своей жизни. Спаркс прав.
Мысли лениво перекатывались в голове Андрены, словно осенние мухи жужжали. Она сердито встряхнулась. Сегодня Андрена вдруг почувствовала, что делает что-то не так. Не то чтобы нечто грязное, но она точно поступает нехорошо.
«В целом это правда», — подумала Андрена.
Просто она очень волнуется. Стресс. Да и устала порядком. Андрена размяла плечи и вдруг удивилась тому, какое место занял в их жизни стресс. Никто о нем и слыхом не слыхал еще пару лет назад. А теперь этой заразе подвержены буквально все вокруг. Видимо, так жизнь отвечает на растущую волну суеты и потребностей. Слишком много всего надо учесть, слишком много сделать. И незаконченные дела, несбывшиеся мечты так и остаются гнить внутри каждого из нас, пока не превратятся в ядовитое, к тому же заразное вещество. Похоже на вирус гриппа. Люди жалуются друг другу на травмированную психику, и вирус перепрыгивает в соседнее тело.
Андрена решила, что просто устала, потому в голову и лезут такие мысли. Краем глаза она заметила, как у стены движется нечто большое и синее Андрена моргнула. К ней направлялся Спаркс. Она тут же сделала вид, будто напряженно пишет что-то в блокноте.
— Вот этот ублюдок! Вот он! — Горластый всадил нож в третью страницу газеты. — Попался, голубчик! — Он яростно замахал рукой, разрезая бумагу на полосы. — Ну, теперь хана ему!
Сверху сквозь дыру в потолке за ним наблюдал мальчик. Здорово было смотреть с такой высоты. Словно болтаешься в небе. От комнаты внизу остались только голая бетонная коробка, разрисованные стены, коричневый стол на железных ножках, серый матрас в белую полоску да сплющенные консервные банки на полу. Еще там была женщина в яркой тесной одежде. Сверху были хорошо видны темные корни ее крашеных волос. Среди блондинистых кудрей иногда встречались черные пряди. Женщина сидела тихо, а горластый носился по комнате и разбрасывал повсюду куски порванной газеты.
Женщина начала плакать. Она попыталась что-то сказать, но слова потонули в слезах.
Парнишка встал и пнул ногой обломок бетонной плиты, представляя, что бьет горластого. Вниз посыпалась серая крошка. Горластый неожиданно заткнулся. Через секунду в дыре появилась его голова.
— Щен! — Он моргнул. — Как дела? — И неприятно улыбнулся, продолжая рвать в клочки газету. На нем была рваная белая футболка и армейские штаны, испещренные всевозможными надписями. Руки у горластого были тонкие и безволосые.
Мальчик фыркнул.
— Как сажа бела.
— Ага. — Горластый плюнул в стену. — Может, и бела, а только я белее.
Мальчик бросился к лестнице, кубарем пролетел два пролета и вбежал в комнату внизу.
— Слыхал что-нибудь об этом деле? — спросил
— Это демон, — сердито сказал горластый. — Как в фильмах.
— Я там был, — возразил мальчишка — Я все видел. Это фараон виноват.
Женщина заплакала громче. Она не могла смотреть на фотографию и закрыла лицо руками. Плечи ее вздрагивали от рыданий.
— Ты сам видел? — спросил человек. Он заинтересовался и подошел поближе к мальчику. Нож горластый сложил и сунул в глубокий карман штанов. — Ты видел, как прирезали Черрепью? Не может быть.
— А вот и видел, — возмущенно сказал мальчик. — Что такого?
— И ты не убил этого парня? — Горластый резко махнул рукой в сторону фотографии.
— Слушай, Ерш! Этот странный парень — обыкновенный идиот. Он не трогал Черрепью. Черрепью сам упал на свой нож. Фараон выстрелил, и. — Мальчик жестами показал, как было дело. — Ба-бах! Это все фараон.
Он воткнул воображаемый нож себе в живот, забулькал, свесил набок язык и закатил глаза.
Ерш ударил парнишку так, что тот отлетел к противоположной стене.
— Нет! — заорал Ерш. — Этот чудак замочил Черрепью. По нему сразу видно, что Джейк просто встал у него на пути. — Он выхватил из кармана нож и быстро открыл его. — Тот еще тип.
Ерш бросился к стене и стал полосовать оставшуюся фотографию. Нож втыкался в бетон, серая крошка летела во все стороны.
Мальчик пощупал лицо. Колени дрожали. Он не отрываясь глядел на беснующегося и плюющегося Ерша.
— Тот самый! — кричал Ерш, перекрывая визг ножа, царапающего бетон. — Тот самый, тот самый!
Мальчик обалдело посмотрел на женщину. Она следила за каждым движением Ерша, и, вопреки всем ожиданиям, не плакала, а довольно улыбалась, даже ритмично подвывала и хлопала в ладоши, ноги выплясывали под столом. Женщина засмеялась и посмотрела на мальчика, но тот не разделял ее восторгов. Она нервно вытерла глаза и снова захлопала.
Щен примостился на краешке стула.
— Фараон выстрелил, идиот от испуга толкнул Черрепью, и тот напоролся на нож.
Боль в щеке стихала, но кожа натягивалась, под глазом разбухал синяк.
«Почему обязательно надо меня бить? Это ведь ничего не меняет. Правда-то остается одна, — с ненавистью подумал парнишка. — Все они такие. Корчат из себя, а на самом деле…»
Женщина начала притоптывать, но вскоре ее энтузиазм иссяк, и она снова зарыдала, рот безвольно обмяк и приоткрылся. Последняя фотография разлетелась на сотню бумажных полосок. Ерш все тыкал ножом в стены, метался по комнате, как безумный, брыкался, плевал на бетон, пока не устал. Тогда он вернулся за стол, тяжело дыша.
— Голубица., видишь ли очень расстроилась, — пробормотал он, утирая со лба пот. Тяжелый кулак громыхнул о столешницу. Голубица вздрогнула и отодвинулась от прыгающего стола. — Так-то вот, Щен. — Ерш не переставая колотил по столу и орал: — Черрепью… был ее мужчиной.
Мальчик благоразумно кивнул. Одно дело правда, другое — задирать того, кто ответит тебе насилием. Сопротивление только разозлит Ерша. Сам воздух трещит от его ненависти. Даже колшата знает, что этот человек никогда не играет честно. Чтобы поставить все на свои места, нужна сила, и тоже немалая.