(Брак)ованные

Дайвер Энни

А еще вызываю такси и наспех одеваюсь в спортивный костюм, наплевав на все правила приличия, потому что так быстрее и удобнее. Не могу оставить Мира в такой ситуации. И не должна. Он ведь сам сказал, что дальше будем мы. Теперь моя очередь пойти навстречу и с бешено стучащим сердцем показать, что Мирослав тоже для меня больше чем босс.

Такси едет долго, и я даже думаю, что зря решилась поехать, ведь Мир может молча заявиться в квартиру, потому что не обязан меня предупреждать. Верчу телефон в руках и прошу остановить у кофейни рядом с клиникой. Покупаю двойную порцию американо, которую прошу налить в термокружку, и на всех порах несусь в отделение.

Евсеева

в коридоре, на который мне вежливо указала администратор, нет, как и его родственников. Неужели этаж перепутала? Так торопилась, что не смогла с первого раза запомнить, куда нужно идти. Тру переносицу, думая, что делать дальше: вернуться в приемную и попросить проводить или все же позвонить Миру и сказать, что привезла ему сменную одежду и кофе с сахаром, как он любит.

— Ксюша? — слышу хорошо знакомый голос и поднимаю голову, тут же встречаясь с теплыми карими Евсеева. Он выглядит удивленным и уставшим, но все же улыбается при виде меня. Подходит вплотную и быстро целует, так что я даже не успеваю понять, что произошло, только чувствую, что попадаю в плен сильных рук, и аккуратно обнимаю Мира, стараясь удержать стакан в руках. Рядом с ним сразу становится хорошо и спокойно, будто нет никаких проблем вокруг и будто мы не стоим посреди больничного коридора, не понимая, что будет дальше. — Ты что здесь делаешь? С тобой все в порядке?

— Не уверена, — честно признаюсь, потому что прежде я подобными безумствами не отличалась. Разве что ради брата была готова помчаться хоть на край света. А сейчас еще ради Евсеева. Я пропадаю, теряю остатки здравого смысла и не знаю, как с этим бороться. И надо ли сражаться? Замечаю его хмурый взгляд, он обеспокоенно рассматривает меня с головы до ног и сжимает плечи сильнее. Только сейчас понимаю, что для Мира это прозвучало совсем не так, как для меня, и спешу успокоить: — Не в том смысле, в котором ты подумал. Все хорошо. Я привезла тебе вещи и кофе. Пей, пока горячий, не знаю, сколько кружка держит температуру, — вручаю ему все, но Мирослав смотрит на меня неверяще. Я и сама не до конца осознаю, как решилась приехать, чтобы просто побыть рядом, поэтому только пожимаю плечами.

— Спасибо, — говорит, снова меня обнимая. — Нам выделили палату для ожидания, — целует меня в макушку и только потом отпускает, довольно прикрывая глаза после первого глотка кофе. Засчитываю это как маленькую победу и, взяв Евсеева под руку, иду следом. — Его сейчас оперируют, ставят клапан. Прогноз положительный, но Ба не хочет уезжать, говорит, что дождется, когда закончат, так что приходится ее караулить.

— Ты один с ней?

— Нет, здесь все. Даже Оля приехала, — Мирослав вдруг останавливается, переплетает наши пальцы привычным жестом, пока у меня внутри все переворачивается, и добавляет вкрадчиво: — Мы можем побыть здесь, если хочешь, и не заходить туда. В кафетерий теперь идти нет смысла, ты меня спасла.

Его слова отзываются слишком ярко, и теперь я точно знаю, что поступила правильно. Мне самой сегодня Евсеев нужен очень сильно. Кажется, гораздо сильнее, чем нужна ему я.

— Я знала, что ты оценишь, — к губам приклеивается глупая улыбка, и я никак не могу ее убрать. Мир топит мое сердце, не делая для этого ничего существенного. Просто заботится о моем комфорте, без раздумий жертвуя своим. И я даю то же в ответ, ведь от одной ночи хуже мне не станет. — Давай зайдем, чтобы не заставлять никого переживать, — выбираю самую нейтральную формулировку, которая очень радует Евсеева.

— Операция будет идти еще час. Как только

узнаем, как все прошло, поедем домой, — он открывает дверь и пропускает меня вперед.

Четыре пары глаз впериваются, стоит нам войти в палату для ожидания, замечаю на лицах Евсеевых искреннее удивление. Они сначала затихают, а после оживляются, словно ждали, на что бы переключить внимание. Ольга поджимает губы, Ева Яковлевна вздыхает и, сжав руку дочери, улыбается мне, Ярослав хмыкает, явно что-то в своих мыслях додумав, а Нина Юрьевна поднимается и идет нам навстречу.

— Ксюша, как я рада тебя видеть, — бабушка Мирослава обнимает меня, и мне приходится ответить тем же. Теряюсь от неожиданности, я не была готова к теплому приему, но на сегодня все, кажется, смирились с моим присутствием. Даже сестра Мира не смотрит снисходительно.

— Я вас тоже, — произношу в ответ и торопливо возвращаюсь к своему Евсееву, который усаживает меня на кушетку и опускается рядом.

— Как отдохнули? — интересуется Ярослав, ни на секунду не выпуская нас из поля зрения. Он будто все про нас знает, и мне становится интересно, действительно ли это так или он умело притворяется.

— Замечательно, — ограничиваюсь короткой фразой, не понимая, как во всей ситуации можно найти повод для обсуждения подобной темы.

Мы еще говорим обо всем и ни о чем, я уступаю главенство Мирославу в ответах, Нина Юрьевна рассказывает о прошлом и том, как они с Яковом Игнатьевичем познакомились на полевой практике. А после замолкаем и ждем. Операция затягивается, никто не сообщает нам причин, так что все меряют шагами комнату и теперь боятся друг с другом заговорить.

Повисает гнетущая атмосфера, каждый словно ждет плохих вестей, одновременно с этим боясь худшего исхода. Я почти засыпаю на плече Мирослава — он не выпускает меня из рук, обнимает крепко и иногда утыкается носом в волосы. Рядом с Миром спокойно, он даже в такой момент умудряется оставаться собранным и уверенным, разве что выглядит немного измученно, но это легко исправить крепким сном.

Мы одновременно выдыхаем, когда врач сообщает, что все прошло хорошо и теперь Якову Игнатьевичу предстоят долгие восстановительные процедуры и пересмотр образа жизни. Нина Юрьевна всхлипывает от счастья, Ольга роняет скупую слезу, Ярослав кивает, будто иначе и быть не могло, а Мир улыбается, и в один момент он вдруг распрямляется, сбрасывая тяжелый груз с плеч.

Доктор уводит Нину Юрьевну и Еву Яковлевну, чтобы обсудить пару вопросов, и, стоит нам остаться вчетвером, Мирослав кардинально меняется, смотрит на сестру корушном, едва сдерживается, чтобы не накричать, как привык на работе.

— О чем вы говорили, Оль, что он оказался в больнице? — цедит сквозь зубы и утыкается лбом в сложенные домиком ладони.

— Думаешь, я хотела, чтобы это произошло? — в ее глазах застывают слезы, но голос не дрожит. Все же стальная выдержка у семейства Евсеевых, такой позавидовать можно. Не знаю, что происходит с Олей, но отчетливо понимаю, что Мирослав на нее слишком сильно давит.

— Если бы хотела, мы бы разговаривали уже через адвоката, — от жестких слов мне не по себе. Кажется, за те дни, которые мы провели вдали ото всех, я забыла, каким Мир может быть. Дышу чаще, понимаю, что не имею права вмешиваться, но и смотреть на то, как Оля молча принимает удар, явно считая его заслуженным, не могу. Кладу ладонь на предплечье Евсеева, он морщится, а после почти со свистом выдыхает и переводит взгляд на меня. Недоволен, вижу, но мне уже не страшно, видела его в состояниях и похуже.