Брак по-тиквийски. 3. Ни минуты покоя
Шрифт:
– А если брать ребенка с собой, так чтобы он гулял возле больницы? – предложил Ильтен. – Будете на него в окно смотреть.
Хэнк мучительно скривился.
– Пробовал. Этот зохенов клоп двадцать минут погулял, нагулял ущерба на пару тысяч единиц. Порисовал гвоздиком на какой-то машине, у другой тем же гвоздиком продырявил колеса… Я человек не бедный, но ежедневно такое не потяну.
– Так. – Тереза решительно взяла дело в свои руки. – Рино, езжай в город и забирай шалопая к нам.
– Чтобы он и у нас все перебил? – Ильтен сделал большие глаза.
– Хотел детей? Привыкай заранее. Пусть Хэнк разбирается со своей проблемой, а мы приглядим за Дени, не впервой.
Хэнк оставался на связи, и Ильтен обратился
– Господин Хэнк, мы могли бы временно подержать вашего сына у себя, если вы не возражаете…
– Еще спрашивать его! – Тереза фыркнула. – Можно подумать, у него есть другой вариант.
Преодолев первоначальную робость, Дени с любопытством завертел вихрастой головой:
– А мячик у вас есть?
– Нет. – Тереза решительно обрубила развитие идеи. Не хватало еще, чтобы пацан разбил какую-нибудь дорогую Ильтену безделушку. Стенаний и упреков не оберешься. Чего доброго, сердечный приступ случится… – Зато у нас есть лопата. – Разрушительная энергия ребенка была направлена в мирное русло. – Пошли копать грядки.
К вечеру мальчишка умотался. От работы на воздухе под страшные истории о войне, которые рассказывала госпожа Ильтен, с перерывом на полдник в беседке, руки и ноги слегка гудели, за ужином глазки слипались, и он заснул еще в ванне. Ильтен завернул его в махровое полотенце и отнес наверх, где ему приготовили постель. А утром Тереза разбудила его рано и погнала во двор на тренировку.
– У тебя папа военный, а ты не знаешь, как драться? Ну и ну!
Дени растерянно хлопал глазами. Наверняка отец занялся бы его физическим воспитанием – позже, когда сын оформится в кондициях. Но пока он был маловат, и Хэнк воспринимал его как беспокойный кусочек мяса, которому место у маминой юбки. Однако госпожа Ильтен внушительно сказала: становиться мужчиной никогда не рано. Так что вставай в стойку и повторяй за мной. Да не вздумай филонить, не то вырастешь слабаком. Ты же этого не хочешь? Быть слабаком Дени категорически не хотел и, подавив желание лечь обратно в кроватку, старательно отзанимался.
Потом – под холодный душ. Дени попытался заверещать: мама всегда купала его в теплой ванне, – но госпожа Ильтен только изумленно вскинула брови, и он понял: не хочешь быть слабаком – терпи. Зато завтрак после такого бодрящего утра был слопан в один присест, никаких ленивых ковыряний ложкой в каше.
После завтрака Дени заикнулся было про мячик, но был отправлен в сад вместе с господином Ильтеном и ведрами, отличающимися лишь размером. Дескать, собирайте лепестки на варенье. Причем желтые и розовые отдельно. Они трясли ветки – господин Ильтен подсаживал Дени, и он дотягивался как можно выше, – а потом собирали и сортировали то, что падало. Госпожа Ильтен что-то варила, и в конце концов от аппетитного запаха проснулось и заворочалось чувство голода. Дени выхлебал миску супа – хотя вообще-то помнил, что раньше суп не любил. А к концу обеда раззевался.
– Будешь спать в доме? – спросила госпожа Ильтен. – Или тебе гамак в саду повесить?
Закрывающиеся глаза с восторгом распахнулись:
– А что, так можно?
– Как это он до сих пор ничего не разбил? – подивился Ильтен вечером, когда умытый ребенок счастливо посапывал в кроватке в обнимку с подушкой.
– Потому что некогда, – со знанием дела ответила Тереза.
Ее родители придерживались этого убеждения. Ребенок должен быть занят полезными делами, чтобы не маяться фигней и не замышлять проказ. Все детство Терезы прошло на природе – то походы, то дача, – и везде она участвовала в том же, что и взрослые. Папа на охоту – и она на охоту, мама за грибами – и она туда же. Все за костром с гитарой – и она, конечно. Вот только на гитаре играть не выучилась, пальчики были короткие, а потом, когда подросла, веселый гитарист дядя Лешек перестал появляться в их компании. Сильно позже она узнала – по косвенным намекам, – что он серьезно заболел и умер. Но тогда ребенка берегли от плохих вестей. А от шишек, ссадин, простуд – не очень. Бегай, плавай, бесись… и помогать во всякой работе не забывай. В школе, помимо учебы, прибавились новые увлечения: спортивные секции, кружок электроники… И по дому ей поручали все больше хлопот. Тереза никогда не сидела без дела. Не привыкла. Потому, попав в Тикви, и лезла на стенку, не зная, чем себя занять.
– Пойдем на глинтвейн к Алисанте? – предложила Тереза.
Ильтен выразительно посмотрел на дверь в комнату Дени, которую она только что закрыла. Бросить чужое дитя без присмотра? А вдруг…
– Не проснется, – уверенно сказала она. – До утра будет сны про огород смотреть. По себе знаю. – И засмеялась.
За все лето Дени ничего серьезного не разбил. Ни окон, ни машины. О, разумеется, он переломал кучу инвентаря: лопаты, грабли, ведра; даже пару шампуров погнул. Но Ильтен успокаивал себя, что это сущая ерунда. Поначалу он опасался, что малыш станет требовать внимания, ныть, болеть, однако мрачный прогноз не оправдался. Тереза с полоборота приучила Дени к распорядку: утром тренировка и холодный душ, после дневного сна – разминка, вечером – горячая ванна. По полдня он пропадал с ней на огороде и в саду, с Ильтеном собирал травы, ягоды, фрукты и шишки, катался с ними по озеру на лодке. Тереза учила его удить рыбу – сама не слишком этим увлекалась, но мальчишке навык пригодится, да и от свежей рыбы на стол грех отказываться. Вот только на охоту не ходили.
В дождливую погоду Дени завороженно следил, как госпожа Ильтен паяет и собирает какие-то штуки, пытался подражать ей, но паяльник – не лопата, четкости движениям малыша недоставало. Тем не менее, приметив интерес, Тереза позволяла ему играть с деталями, объясняя, что это такое и зачем нужно – может, не очень понятно ребенку, но все равно что-то в голове останется. И на кухне Дени суетился на подхвате у Терезы, помогал. У нее однажды проснулось нехорошее предчувствие, что отец этого не одобрит… С другой стороны, не наплевать ли? Пусть скажет спасибо, что его сын в порядке и не лоботрясничает. А Ильтен развеял сомнения: мол, с чего она взяла, будто готовка еды – женское дело? Может, у вас на Земле оно и так, но в Тикви в РЦП работают, как и везде, одни мужчины. Женщины тут ценятся отнюдь не за умение готовить… хотя оно, естественно, не помешает, – на этой мысли Ильтен не удержался от удовлетворенной улыбки, отвалившись от пустой тарелки из-под ухи.
– Здорово у тебя получается с пацаном, – молвил Ильтен, глядя на Дени, с энтузиазмом красящего забор.
Было очевидно, что Хэнк не подпускал сынишку к краске. Ведь, как пить дать, испортит что-нибудь, да и сам с головы до ног перемажется. Тереза подошла к проблеме проще, как ей было свойственно:
– Что там можно испортить? Это всего лишь покраска забора, а не реконструкция полотна средневекового мастера. Пусть хоть самолетики рисует… как видит, – добавила она, признавая, что самолетики, как и любые другие объекты рисования, в исполнении неумелого Дени будут представлять жанр абстракции. – Побалуется да закрасит.
– А если он разольет краску? – неуверенно возразил Ильтен еще утром, когда Тереза только планировала привлечь мальчика к покраске.
– Ну и хрен с ней. – Она легкомысленно махнула рукой. – Что, у нас единственная банка на свете? Или под забором природоохранная зона, куда ничего нельзя проливать? Одна трава да земля, пара взмахов косы и неделя дождей – ты и не вспомнишь, где разлито было.
– А вдруг на себя прольет?
– Ну и хрен с ним, – повторила она. – Одежда небось не последняя, а кожа обновляется каждые двадцать восемь дней. Что не ототрется, то со временем сойдет.