Бракованная
Шрифт:
— Не делай вид, что тебя здесь нет! — басит жирдяй, подойдя ко мне с очередной банкой.
Это длится вечность. Банки сменяются одна другой… Но вот какая штука — чем дольше он стреляет, тем меньше мне страшно. Вскоре он понимает, что меня так просто не одолеть. Подходит и с издевкой в голосе заводит беседу:
— Сколько тебе лет? Тридцать четыре? Сидишь здесь, здоровый и крепкий, а мой сын в могиле. Ты хорошо пожил… В курсе, что ты жил его жизнь?
— Твой сын слишком любил наркотики, чтобы жить долго. Я живу свою жизнь…
—
— Если ты не знал, что твой сын толкал дурь, то это минус тебе! Надо было следить за своим отпрыском… — отвечаю делано спокойным тоном, будто я не сижу задницей на траве с наведенным на меня пистолетом, а нахожусь у себя дома в полнейшей безопасности.
— Ты врешь… — скалится Генрих. — Ты сделал мерзкую вещь… Но клянусь, я старался тебя простить, пока не увидел, что ты заришься на невесту моего Давида! Ты, мразь, смел коснуться чистейшей светлой девочки, которая принадлежала моему сыну, твоему другу…
— Твой сын к тому времени был несколько лет как мертв! А девушка не так уж и чиста… К тому же я не знал, что у нее что-то намечалось с Давидом.
Ванштейн хмурит кустистые брови и цедит:
— Врешь, опять врешь, годами врал… Всё ты знал, поэтому и угостил моего мальчика отравой. Но ты мне скажешь всю правду, выложишь как на духу! И тогда я заберу у тебя должок — твою никчемную жизнь…
— Я всё тебе сказал… — продолжаю спокойным тоном.
Мне очевидно, что старый недруг давно не в ладу с разумом, свихнулся, а с психами лучше говорить спокойно.
— Посмотрим, как ты запоешь, когда я притащу сюда твою белобрысую суку и использую ее мягкий живот как мишень… — сообщает он с нервной ухмылкой и диким выражением глаз.
В этот момент разом забываю обо всем, кроме Эвы.
— Только посмей ее тронуть, жирный боров! — рычу на него и невольно скалюсь.
— Вижу, тебя проняло… — Ванштейн очень собой доволен, широко улыбается, продолжает: — Ждать осталось недолго! За ней уже отправились. Совсем скоро она будет здесь. Ты рад?
Представляю моего Снегирька дрожащей от страха в руках садиста. Ей и без того в жизни досталось, чтобы всякие упыри смели ее трогать.
— Сука… — шиплю я, резко вскакивая.
— Сидеть! — командует Ванштейн и отпрыгивает назад. — Кому сказал, сидеть!
Он в очередной раз за сегодня направляет на меня пистолет. А мне вдруг становится плевать… За это бесконечное утро упырь наводил на меня ствол раз сто, я успел привыкнуть. Всё равно ведь убьет, а так есть шанс, что Эву не тронет, ведь мстить будет уже некому.
За секунды просчитываю варианты. Противник от меня в двух метрах, мне всего-то и надо, что подскочить и как следует двинуть лбом ему в нос. После такого он, скорее всего, вырубится. Может, даже удастся найти у него в карманах ключи от наручников… Кроме того, у меня есть козырь — Генрих не хочет так быстро со мной заканчивать. Ему гораздо
Делаю шаг в сторону жирдяя, тот трясет пистолетом и орет:
— Пристрелю как собаку!
— Стреляй!
Мой ответ вводит его в ступор. Я бросаюсь к нему, вижу, как он направляет ствол мне в грудь, но выстрелить не успевает. Вместо него стреляет его подельник. Я не заметил, как он вышел из сарая, но краем глаза вижу его стоящим с пистолетом в руке, в ту же секунду меня сносит назад, падаю на спину. В первый момент не чувствую ничего, а потом на испачканной травой и грязью белой футболке в районе сердца расплывается красное пятно. Кровь теплая… моя…
Не могу дышать, это слишком больно. Я почти рад темноте, мгновенно пожирающей мое сознание. Уже сквозь черную пелену слышу еще один выстрел.
Глава 46. Мертвый человек
Тем же утром:
Эвелина
«Не позволю сделать из себя узницу!» — талдычу со вчерашнего дня.
Страшно до икоты, в то же время не хочу чувствовать себя жертвой, пленницей в собственном доме. Имею право выходить на улицу, и плевать, что меня там может поджидать Лев. Если бы он собирался забрать меня силой, сделал бы это еще вчера.
Пусть только попробует, я ему всё лицо исцарапаю!
Встаю на рассвете, как это в «Отличной» заведено. Помогаю девочкам на кухне с завтраком, а потом переодеваюсь в джинсы Ольги, рубашку. Своей одеждой так и не обзавелась, а ее подходит по размеру. Почти смело выхожу прогуляться по пляжу.
Море в утренних лучах прекрасно…
Сейчас еще не сезон, да и слишком рано, чтобы встретить здесь хоть кого-то. Не ценят люди удовольствия побродить по пустынному берегу, послушать шум волн, погреться на нежном утреннем солнце. Если бы знали, как много теряют… Я так скучала по пляжу!
Бреду вперед по давно изученному маршруту примерно полчаса. И вдруг вижу, как навстречу спешат два здоровых бритоголовых типа в черных кожаных куртках.
Нервно икаю.
«Неужели он всё же решил меня похитить?» — эта мысль обрушивается на меня как ушат холодной воды.
Догулялась, доходилась по лезвию бритвы…
Ругая себя на все лады, поворачиваю прямо к дому и ускоряю шаг. Однако те два бугая тоже увеличивают скорость. Пыхтят, преследуя меня по каменному берегу.
Если бы я не ушла так далеко, если бы я не пошла одна… глупая, глупая девчонка…
Я почти бегу, при этом слышу шаги этих двоих. Оборачиваюсь, вглядываюсь в их лица и не узнаю. Наверняка для похищения Лев нанял кого-то нового. Но зачем? Его дом и без того переполнен охраной.
— Я попала… — шепчу и чувствую горький ком в горле.
Рвусь вперед, хотя понимаю, что и близко не успею добраться до гостиницы, меня схватят гораздо раньше. Кажется, я даже видела в руках одного из бугаев пластиковые наручники, как показывают в фильмах. Или показалось? Неужели Лев велел им меня связать?