Браслет бога: Рассказы
Шрифт:
Его сердце оборвалось от испуга, и он уже почти попрощался с жизнью, ожидая падения всем телом на каменный пол первого этажа, как понял, что не падает со второго этажа своего особняка на первый. Он падал в пустоте, заполненной серыми сумерками. Холодный воздух завывал у него в ушах и раздувал перья у него на голове. Ни облаков над ним, ни земли под ним не было. Слабый свет был тёмным, как в сумерки пасмурного дня, но воздух был сухим.
Мысли ящера смешались у него в голове. Он не понимал, что произошло мгновение назад и почему. Он провёл утро в своём министерском кабинете, разбираясь с отчётами о прогрессе в строительстве космодромов и исследовательских лабораторий и работая с предложениями по бюджету на следующий год. Потом он встретился с корреспондентом центральной газеты в роскошном
По оценкам министра, он падал уже несколько минут. Он был образованным ящером и понимал, что гравитация должна была ускорить его падение до скорости, на которой он не только бы уже не слышал воя ветра в ушах, но он перерос бы в оглушающий шум. Он должен был ощущать мороз от набегающего воздуха, но ему было лишь холодно, как в обычный осенний день. Внезапно он увидел быстро приближающуюся землю боковым взглядом и закричал от страха в ожидании предстоящего удара, который должен был оказаться смертельным. Но вместо того, чтобы разбиться насмерть, ящер замедлился и мягко приземлился на холодную, каменную поверхность, по которой ветер нёс позёмку.
Восстановив равновесие на ногах и подняв воротник пиджака, который он так удачно не успел снять в кабинете, министр осмотрелся. Он стоял на каменной равнине с небольшими холмиками тут и там, среди которых также были небольшие пруды и лужи воды. Они были замёрзшие, и ветер нёс снег по камню и льду. Министр посмотрел вниз, на свои ноги, обутые в модные туфли. Его ноги мёрзли, и снежинки прилипли к шнуркам и носкам. Внезапно, боковым зрением, он увидел что-то и всмотрелся в том направлении. Там кто-то был.
Министр повернул голову и посмотрел туда, где заметил, как движется какая-то тень. Там через равнину медленно шёл ящер. Министр поспешил к ящеру, надеясь получить какие-то ответы, но когда он подбежал ближе, то увидел, что ящер был мёртв. Его одежда была потрёпанной, и обрывки давно выцветшей ткани его рубашки и штанов трепетали на ветру вокруг сухого, мёртвого тела. Многие перья у него на голове выпали, а другие были поломаны. Когда-то давно он носил стоптанные ботинки, которые всё ещё были зашнурованы, но у них не было подошв, и когти на ногах мертвеца торчали из-под ботинок. Вероятно, он бесцельно бродил по этим пустынным равнинам не меньше, чем много десятилетий, чтобы полностью стоптать подошвы своих рабочих ботинок.
Министр ощутил холод в своей и так мёрзнущей спине. Хватаясь за соломинку в надежде, что он не на самом деле смотрел на ходячего мертвеца, он позвал ящера. Ответа не было. Он обогнал его и помахал рукой перед его лицом. Никакой реакции. Мёртвые глаза ящера были замёрзшими и не могли видеть, его руки свисали вдоль тела, болтаясь в такт с его волочащимися шагами, и он не дышал. В отчаянии, министр уступил дорогу мёртвому ящеру и снова огляделся.
С одного направления он разглядел едва заметное свечение. Министр всмотрелся в сумерки и определённо разглядел некоторый свет. Он пошёл в ту сторону, засунув мёрзнущие руки в карманы пиджака и поскальзываясь на льду время от времени. Прогулка, казалось, должна была занять целую вечность. Он шёл дальше и дальше, но свечение было настолько далеко, что у него заняло несколько часов достичь его. По пути он повстречал другого мёртвого ящера. Тот был одет в халат священника, и по его виду министр понял, что он был, по меньшей мере, столетней давности. Потом он встретил ещё и ещё мертвецов разных возрастов, занятий и пола. Все они бесцельно и вслепую волочили свои ноги в разных направлениях. Ветер раздувал и хлопал их лохмотьями. Некоторые были босыми, а другие были обуты в остатки обуви. Некоторые были совершенно обнажёнными, и лишь цепи и ожерелья болтались на их шеях.
– Так это же впадина небытия, куда грешники отправляются после своей смерти! – вдруг понял министр. – Но как такое возможно? Я же пока не умер! Или умер? И даже если я умер, не заметив того, это же антинаучно! Небытия быть не может!
Министр продолжал идти, пытаясь прогнать эту мысль. Наконец, проведя часы в холодных сумерках, он подошёл к подножию холма, который был намного выше пригорков, мимо которых он прошёл на своём пути. Свечение исходило с его вершины. Надежда затеплилась в душе министра, и он начал взбираться на холм, поскальзываясь временами и разбивая руки при падениях. Оказавшись на вершине, он увидел несколько каменных плит, окружавших небольшую, ровную площадку. Кто-то сидел на одной из них, спиной к министру. Напрягая зрение в потёмках, он увидел, что это был не кто иной, как Дра Хисинг: у его золотого тела были такие же крылья и четыре руки, как у статуи, изображавшей бога. Он осторожно подошёл, и когда он был в нескольких метрах от него, Дра Хисинг поднял одну из рук и точно так же, как и ранее в кабинете министра, указал на плиту перед собой. Министр подошёл и встал перед богом, который жестом велел ему садиться.
– Ты ходишь в храм, у тебя в доме есть моя статуя, но ты на самом деле не веришь в меня, – задумчиво сказал бог. – Это заставляет меня задуматься, почему некоторые ящеры лгут сами себе.
Министр пытался найти слова для ответа, но не мог.
– Ты знаешь, почему ты здесь? – продолжил бог. – Подумай очень тщательно, прежде, чем ответить.
Глаза министра забегали, пока он раздумывал: «Что имеет в виду Дра Хисинг?»
Мимолётная мысль вкралась в его голову, и он попытался прогнать её, но безуспешно. Он вспомнил совещание с министром безопасности, генеральным прокурором и министром связи. Они говорили о государственных контрактах, которые финансировала программа исследования космоса, и о хитрых способах перенаправить средства в карманы подставных компаний, которыми владели члены их семей. Совещание проходило на роскошном горном курорте у озера, где никто не мог подслушать их разговоры. Но всё равно произошла утечка, и оппозиция даже потребовала расследования, которое участники встречи с тех пор старались предотвратить. Министр надеялся, что его лицо, которое уже довольно сильно замёрзло, не выдало никаких эмоций, которые бурлили в его растерянной голове.
– Твои воспоминания продвигаются вполне хорошо, – заметил бог. – Но ты обязан взглянуть глубже.
– Откуда он знает? – подумал министр. – Я что, выдал себя, каким-то образом?
Бог молчал, а на его золотом лице не было никакого выражения, и министр пребывал во всё большем отчаянии, потому что он начал понимать, в чём было всё дело. Это была цепь событий, которые последовали за тем злосчастным совещанием, как падающие кости домино. Когда оппозиция подняла шум по поводу их хитрой схемы, они вчетвером заняли оборону, чтобы защитить друг друга. Позже они обсуждали, как сфабриковать обвинения против самых громких критиков перенаправления средств от исследования космоса. Многих ящеров осудили и заключили в тюрьмы на длительные сроки, главным образом благодаря вещественным доказательствам, подброшенным им спецслужбами по приказу министра безопасности, и ложным показаниям, предоставленным подставными свидетелями.
– Если ты не желаешь сознаться и молить о прощении, то у меня не остаётся никакого выбора, кроме как попрощаться, – холодно и чётко произнёс бог. – Тебе следует спросить себя, знаешь ли ты дорогу из этого… места.
– Это мой последний шанс вернуться, – промелькнула мысль в голове министра. – Я не должен всё испортить на этот раз! В ад этот сговор! Я хочу жить!
Он открыл рот и попытался говорить, но замёрзшие губы поначалу отказали. Вместо слов и предложений, он пробормотал что-то неразборчивое.
– Уже лучше, – сказал бог, послушав какое-то время его бормотание: – Вот тебе немного тепла.
Он распростёр крылья, и они засветились багровым светом, а министр почувствовал, как будто перед ним кто-то включил электронагреватель. Через несколько минут он почти перестал дрожать и смог говорить.
– Я понимаю, что совершил множество прегрешений, – начал он, но бог прервал его.
– Ты имел в виду, преступлений? – спросил он.
– Да, множество преступлений. Я участвовал в сговоре по присвоению средств, а когда всё всплыло, я участвовал в сговоре для сокрытия этого, заставляя замолчать тех, кто узнал. Я сожалею. Я желаю, нет, я горю желанием всё исправить!