Брат и Брат 2
Шрифт:
И сделать этому «конкуренту» Иван ничего не мог…
«»»»»
И годы сменялись цветным калейдоскопом. И все эти годы два брата скрежетали зубами от ярости друг к другу, ни разу не соприкасаясь лично. Ни разу не увидели друг друга, ни разу не посмотрели друг другу в глаза, не сказали пары слов, даже самых отвратительных. Но Новороссийск «отдыхал» – негласный бандитский мир соблюдался неукоснительно.
Милицейские чины получали ордена и медали, радуясь, что всё так хорошо в регионе, и лезть в «странный мир бандюганов» не пытались принципиально,
Иван Данилов на деятельность Ары в Краснодарском крае смотрел сквозь пальцы – тот упорно соблюдал дистанцию, за которой мог возникнут конфликт. А Иван к войне с «армянами» не стремился, других дел хватало с лихвой. Не хотел он никаких разборок. Пыхтит, надувается спесью и денежной массой – бог с ним! Ивану он пока не мешал…
Когда в Новороссийске появился ещё один родственник Ары, некий Карен Балаян, Ивану было даже лень проверять на вшивость нового недоросля из Еревана – приехал и приехал. Уродом больше, уродом меньше! Сказали, что приехал с матерью. Короче, маменькин сынок.
–Больше об ублюдке мне не напоминать, – Иван отмахнулся и забыл…
Армен Балаян, обняв переехавшего родственника, долго и внимательно рассматривал (что в нём от Данилова?), чем заметно смутил молодого человека.
–Племянник! Карен! Кровь Балаянов! Наша! Наша кровь! Ты мне как сын!
Но мать запретила Карену идти на поводу у могущественного дяди, а с братом разругалась «по самое не хочу»!
«Ничего», – улыбался про себя Ара. – «Придёт время, и щенок будет есть у меня с ладони. Я найду ему смазливую суку, которая сделает ублюдка моей послушной марионеткой! И тогда, Ваня, ты заскулишь раненной собакой, когда узнаешь, кто тебе нанёс смертельный удар! Родной сын! Карен!»…
«»»»
Однажды в семье Камневых, потомственных москвичей, людей ничем
не выдающихся, но гордящихся своими природными, столичными корнями, родился мальчик. Ему дали имя Антон. Антон Камнев.
А потом, через два года, появился на свет второй мальчик. Саша.
Только отец, признав второго ребёнка официально, не признал фактически.
–Подгуляла, сука! – эти крики разгневанного изменой жены, подвыпившего супруга, раздавались в квартире Камневых много лет подряд.
Саша рос изгоем.
Вся любовь и внимание отдавались старшему брату. А Сашу даже мать стала тихо ненавидеть, хотя, реально изменив супругу в санатории у моря, не была уверена, что ребёнок чужой ( от другого самца). Она знала, сердцем, душой, своим организмом, на уровне подсознания – муж зря Сашу изводит, его это кровь – такой же белобрысый тихоня, плакса и трус. А вот Армен, разбалованный сын академика из Новороссийска, вот тот был самцом во всех положительных смыслах этого звания. Любил, так любил – по полной – ни денег, ни спермы не жалел!
И сердце сладко замирало от воспоминаний, и тут же черствело, когда взгляд встречал «ЭТО». Роди она сына от того сильного человека, она бы паренька на руках носила. Мужа бы бросила, ради того, чтобы вырастить настоящего мужчину! А тут забитый, вечно испуганный, сутулый трус. Тварь. Про первого сына Антона в эти минуты даже не вспоминалось – ненависть к младшему переполняла рассудок.
–Пошёл отсюда, ублюдок! –
Почему брата любят, а его презирают?! Он пытался быть хорошим и примерным, заискивал и улыбался, пытался быть потешным, но ничего не действовало на родителей.
Сашка сто раз хотел утопиться, порезать вены в ванной, как видел в художественных фильмах по телевизору, но он и правда оказался трусом. Ему было так страшно причинить себе хоть мизерную физическую боль, что он вытерпел – он вырос, и ушёл из семьи навсегда. Навеки…
Антон, отслужив в армии, поступил в институт КГБ, после выпуска став сотрудником ФСБ (тогда комитет был переименован в Федеральную Службу), и пошёл бороться с террором. В те годы бандитский террор особенно сильно терзал Россию. Но не это обстоятельство толкнуло Антона Камнева в жерло столь жестокой, яростной борьбы. Брат. Брат Сашка был всему виной. Этот выблядок, сбежав из семьи, нашлявшись неизвестно где, в итоге сменил веру, отрастил рыжую бороду и, гордо именуя свою персону Шамиль Аратский ( арат – монгольский пастух), имея под рукой несколько сотен горцев с автоматами, объявил джихад России.
–Ваш брат? – полковник Клыков, указывая на монитор компьютера, где дёргался стоп-кадр видеоролика, гадливо заулыбался Антону.
–Мой.
–Конторе его убрать или проявите личное усердие?
–Сам всё сделаю.
–Удачи!
И брат стал охотится на брата.
Но Шамиль Аратский был неуловим.
В итоге случилось то, что вытекало из этой долгой неуловимости – в теракте в Москве погибли родители Антона.
Антон знал, что причастен к акту был Шамиль, и гибель родителей – не рок судьбы, не фатальная случайность. Он убил их. Убил осмысленно. Выследил их обычный маршрут по городу, и убил, организовав теракт, принеся в жертву и десятки других людей.
С той поры ненависть переполняла душу и сердце, иногда переливаясь через край. Только бы достать ублюдка. Он лично выдавит глаза уроду большими пальцами. Ишь ты, Аратский! Пастух! Претендует на роль нового миссии? Своё стадо собирает, чтобы потом пасти?
«Я твоё стадо разгоню, урод!», – пообещал Антон сам себе, глядя в зеркало.
Последняя выходка Шамиля обозначила его местопребывание – на Северном Кавказе. Случилось дело в приграничье Чечни и Дагестана – туда всё ещё наведывались боевики-недобитки, и по тридцать, и по пятьдесят человек, пополняя свои ряды новыми приверженцами из безработных, нищих аулов.
Антон кинулся в гущу контртеррористической операции. Федеральные силы из местных дагестанцев и чеченцев разбили боевиков в хлам. Антон нашёл и уничтожил подпольную типографию, печатавшую поддельные доллары и тысячные рублёвые купюры. Шамиль остался без денег. И разбитый, нищий полевой командир, один из последних пилигримов двух Кавказских войн, улизнул за грузинскую границу.
«Ничего, тварь, ты ещё вернёшься. Я же здесь, в России. Я же живой! Я чувствую, что тебе плевать на всякие там эмараты и джихады. Ты меня мечтаешь завалить. И ты вернёшься! И тогда ты ответишь за смерть родителей, и ответишь, почему стал таким волком!», – Антон пристально посмотрел на Большой Кавказский хребет, и сплюнул себе под ноги.