Брат подруги. Наваждение
Шрифт:
В общем, будет круто и символично, если нашим фотографом и видеографом на свадьбе станет Марк. И даже не сомневаюсь, что у Матвея получится с ним договориться. Он бы не откладывал это в самый конец, если бы не был уверен.
— И кстати о фотографиях… У тебя остались наши совместные детские фотки?
Задумываюсь лишь недолго — тут же качаю головой.
— Хочешь для фотоальбома? — скорее подшучиваю, чем всерьёз спрашиваю, хотя Матвей, конечно, неожиданно эту тему завёл.
И, как выясняется, не просто так. Он чуть отстраняется, глядя в сторону и шаря там рукой. И вдруг показывает мне красивый альбом с сердечком.
— Скорее пополнить его, — хмыкает, заметив, насколько я подвисаю. — Вот. Будет только наш.
Чуть ли не затаиваю дыхание, глядя на обложку чудо-вещицы. Матвей, значит, и этим занимался втайне от меня? Перебрал все наши совместные фотки? И ехать за ними в Брянск ему не пришлось? Родители отправили?
Которые, кстати, уже в курсе того, что мы вместе. И, конечно, одобряют это: мы все как одна большая семья. Наши родители тоже дружат, и мои были в восторге, узнав обо мне и Матвее.
— Это ведь уже раритет, — с теплом говорю, не сразу решаясь раскрыть фотоальбом, который теперь в моих руках. А в руках Матвея — я. Он снова располагает их на мне, причём то гладя, то сжимая.
— Уверен, такие фото никогда не исчезнут, — ухмыляется Матвей.
И, наверное, он прав. Даже век цифровых технологий не так урезал продажу подобных штучек. Да и студии, где проявляют фото, вполне себе процветают. И могу понять, почему. Всё-таки особенное ощущение, вот так листать альбом… Где только мы. Даже там, где сестрёнка Матвея.
Оказывается, у него есть и такие фотки, которых нет у нас. Например, эта, где я в коляске ещё. А Матвей такой взъерошенный мальчик семилетний,
Зато на других кадрах он в основном улыбается… Там и фотки утренников, прогулок в парке, возле школы… И везде мы вместе. Можно наблюдать, как взрослеем. Да, росли во многом вот так, почти впритирку, но я настолько привыкла к этому, что даже не задумывалась, сколько у нас совместных воспоминаний.
Все они разные, но их связывает одно. Настолько очевидное, что даже непонятно, почему я раньше наивно верила, что не палюсь.
— Боже, Лика была права, — срывается у меня с губ то ли смущённое, то ли довольное.
— В чём? — Матвей переводит взгляд от фотографий ко мне.
— Моя влюблённость слишком заметна, — фыркаю, скорее в притворной неловкости закрывая ладошками лицо.
Да, в совсем уж детстве я смотрела на него без влюблённого блеска, но тоже с восхищением. Или слишком радостно. Или с любопытством… Как угодно, но только не безразлично.
А уж на этой фотке, где Матвей только поступил в универ, а мы с Ликой поздравляем его с тортиком, всё настолько очевидно, что даже сейчас слегка не по себе.
— По-моему, я тут тоже нежно смотрю, — задумчиво говорит любимый мужчина.
Скорее щадя мои чувства, чем и в самом деле так думая. Хмыкнув, закрываю альбом. Всё равно это были последние из заполненных страниц. Впереди новые.
— Не так, как сейчас, — говорю, поворачивая голову к Матвею и утопая в нежности его взгляда.
Обожаю, как он на меня теперь смотрит. И это гораздо глубже, чем я на него раньше. Хочу, чтобы так было всегда. И это, безусловно, стоит моих долгих ночей переживаний и всей огромной любви, что я пронесла через всю сознательную жизнь.
— Значит, буду отыгрываться за прошлое, — его голос звучит с хрипотцой, а в поцелуе даже больше обещания, чем в словах.
И я, конечно же, верю. Точнее, знаю наверняка. По-другому теперь никак.