Брат жениха. Поверь мне снова
Шрифт:
– Да, ты прав. Я об этом и приехала поговорить с тобой. Мне нужен твой мудрый совет, наверное...
Он хмыкнул, а потом ласково подтолкнул меня в сторону дома.
– Пойдём в дом, – сказал он. – Сейчас по дороге и вареньица захватим с собой. Чая тебе сделать твоего любимого?
– Да, пап, сделай, – кивнула я.
Может, чай меня немного хоть успокоит? Хотя, чтобы наверняка, лучше налить туда сразу коньяка...
***
Сидя за кухонным столом с еле тронутой чашкой папиного чая, я, путаясь и с трудом подбирая слова, рассказала папе всё так, как оно происходило. Боялась его разволновать,
— Но экспертиза ничего не показала. Никаких веществ они не обнаружили, — подвела я итог своего длинного практически монолога. — Марат мне не верит и требует развод...
— Совсем ничего не нашли? — спросил с досадой папа. Он тоже, как и я пару суток назад, цеплялся за надежду, как за соломинку.
— Ну, как... Кое-что нашли, — хмыкнула я. — Только вовсе не то, что я искала. Да и Марат тоже.
— Что? — нахмурился он.
— Беременность, пап, — ответила я.
Он какое-то время смотрел мне в лицо, потом опустил взгляд на живот, будто это могло ему что-то ещё сказать.
— Значит, у нас будет ещё один хулиган или принцесса? — вяло улыбнулся он.
Дети всегда радовали отца. Он обожает, когда мы все приезжаем к нему в гости. В детях кипит жизнь, энергия бьёт ключом, это всё и папу зажигает. Конечно, он обрадовался бы новобранцу, тут даже и сомнений нет. Но в такой ситуации... Он и сам не знает, поздравлять меня или нет...
— Не знаю, пап, — пожала плечами.
— Как не знаешь? — уставился он на меня.
— Ну, так... Не знаю пока.
— Ты что задумала, Линуля? — нахмурился он, продолжая вглядываться в меня.
— Пока – ничего, — ответила я размыто, но папа всегда читал меня, словно я открытая книга. А может, просто я врать за свои тридцать лет так и не научилась.
— Грех на себя возьмёшь? — спросил он. — Я же вижу, ты совсем не рада.
— Конечно, не рада, пап! — воскликнула я довольно истерично. — Как можно радоваться этому в состоянии развода? Марат Алиску и Арсения забрать у меня хочет. И этого тоже отнимет! Я так не хочу. У меня сердце разорвётся просто...
Закрыла лицо руками и заплакала. Чашка с остатками чая перевернулась, и он разлился по столу, но папа не обратил на это никакого внимания. Он присел рядом на полу и обнял мои колени.
— Бедная ты моя доченька, — гладил он меня и говорил таким дрожащим голосом, словно действительно переживал со мной мою боль и сейчас тоже просто разрыдается. — Сколько же тебе выпало пройти... Но значит, ты должна преодолеть всё. Ты справишься, раз бог дал тебе такую ношу. Я все понимаю, милая... Это тяжело. Марат отвернулся. Ты осиротела. Детей, я не думаю, что он всерьёз заберёт, он одумается... Но вот наладите ли вы отношения – вопрос трудный. Да только малыш, который уже живёт и появился в любви, не виноват в том, что случилось. Глядишь, вы и помиритесь ещё, а ребёночка уже не будет. Ты будешь об этом жалеть.
Я задумчиво смотрела на отца, закусив губу. Может, он и прав. Но мне слишком тяжело. Впрочем, мне не кажется, что вопрос с детьми решится у нас столь легко. Марат не из тех, кто даёт заднюю. Мне думается, за
— Роди его, Лина, раз уж он просится на свет, — просил папа. — Вот увидишь, он не будет лишним. Может, как раз он и пришёл вовремя – чтобы вы, дураки, не разбежались. Даже реальные измены люди друг другу прощают. А тут... вообще непонятно что. Марат придёт в себя. Он просто очень страстный мужчина, очень ревнивый. Но эмоции рано или поздно уйдут на задний план, и он включит свои умные мозги. Я его в этой ситуации вообще сейчас не узнаю...
— А я тем более, пап, — горько усмехнулась я. — Выгоняет меня как собаку на улицу, к детям не пускает... Мать ещё его в меня яда столько выплюнула, что в тот дом возвращаться неохота. Ради детей и Ольги Вячеславовны только и поеду сейчас туда. Только успокоюсь...
— Он тебя любит, — произнёс отец. — Но его страсти не дают ему сейчас трезво на вещи смотреть. Погоди немного, всё переменится. Тайное всегда становится явным, рано или поздно.
Он кинул внимательный взгляд на меня.
— Главное, до этого момента не наделать глупостей. Никакого аборта, Лина. Если ты дорожишь мнением отца.
— Я дорожу мнением отца, — ответила я. — Но окончательное решение я ещё не приняла и принимать его буду сама. Это моё тело и моя жизнь, мне её жить. Помимо прочего, неизвестно, как на плод повлияла гадость, которой напоил меня Марк. Велик риск развития патологий. Я очень боюсь.
— Ну вот дождемся исследований хотя бы. Я знаю, что уже на ранних стадиях патологии уже умеют выявлять. Может, анализы ничего и не покажут. Давай дождёмся анализов, а? Лин?
— Ну, может, и дождёмся...
Папа грустно вздохнул. Он понял, что на этот раз меня ему не уговорить. Мне уже не двадцать четыре, Марат мне не кажется уже таким уж принцем, а я уже не та глупая девчонка, какой он меня оставил беременной здесь, когда уехал покорять Штаты.
— Я уже сполна хлебнула горькой любви, — сказала я ему. — Мне не хочется, чтобы новый ребёнок снова нас связал, и он забрал и его тоже. Что тогда вообще от меня останется?
— Я понимаю тебя, — кивнул отец. — Но все же очень надеюсь, что у вас всё ещё изменится. Вы же любите друг друга. А больно все делают друг другу, это жизнь и такова человеческая натура. Всё можно простить и понять, и уходить надо, только если чувств больше нет. А у вас они есть, и они не дадут вам жить своей жизнью, так и будет вас тянут друг к другу, и ещё не раз вы окажетесь в постели.
— Папа, — упрекнула я его.
— А что? — пожал он плечами. — Ты уже достаточно большая девочка, чтобы я мог говорить с тобой откровенно о таких вещах. Ты, вон, и беременна третьим! Так чего стесняться? Я жизнь прожил. Знаю, что страсть ваша только разгорится сильнее, и враги в ваших лицах не раз ей предадутся... Так что чем раньше вы перестанете бегать друг от друга, тем быстрее ваши дети перестанут страдать от развала семьи и состояния войны между мамой и папой. Даже если вы не будете показывать им истинную картину, они всё равно прекрасно ощущают, что происходит что-то неладное и нехорошее. От детей ничего не скрыть.