Брать живьем! 1919-й. 2

Юров Сергей

– Собак-то я, вообще, люблю, но у меня не было выбора… А ты, Устин Макарыч, держишь пса на кордоне?

– У меня три собаки было, две погибли от волчьих зубов, одну кабан порвал.

– Кабан? И какой он из себя, большой?

– При виде него цепенеешь, по спине холодок бежит. Эту зверюгу видел брат мой двоюродный, Архипов… Приехал ко мне как-то на кордон, посидели, поговорили и к вечеру пошли на охоту. Уток решили пострелять, он со своей винтовкой, я с ружьецом. Идем, вдруг треск в смешанном подлеске. Смотрю, кабаняка выскакивает и стрелой летит прямо на брата! Тот так перепужался, что про винтовку забыл! Прыгай в сторону, ору ему, сейчас собьет

или подденет! Еле-еле отскочил, кабан мимо него ураганом пронесся. Cлава Богу, что не вернулся для повторного рывка, а то было бы горе!.. После того случая я с собой всегда два ружья беру. На всякий случай… Кстати, Благородов интересовался насчет того, как бы ему поохотиться на кабана. Что ж, показал, где найти того секача…

Ночной лес жил своей жизнью, из чащобы доносились разные звуки. Вот ухнула сова, пропела короткую трель какая-то пичуга, шурша в траве, пискнула мышь. От внезапного порыва ветра зашелестела листва, закачались и заскрипели прямые высоченные стволы, посыпались вниз, ударяясь о суки и ветки, сосновые шишки.

Наконец справа от лесной дороги проглянуло огороженное горбылем пространство дальнего кордона. Приехали. Лесник выпряг лошадь, и, заведя ее в конюшню, запер на замок. Взяв из телеги суму, открыл дверь хижины и провел меня внутрь. Помещение мало чем отличалось от того, в котором хозяйничал Терентий. Те же бревенчатые стены с небольшими окнами, дощатый стол, табуретки, лавки и огромная русская печь.

Черкасов, сняв верхнюю одежду, быстро организовал горячий чай, поставил тарелку с сухарями. Мы посидели за столом, поговорили о том, о сем и легли спать. Устин Макарыч на железной кровати, я – на застеленной им широкой лавке. Сон одолел меня сразу, едва моя голова коснулась подушки.

Встали мы на рассвете. Когда я ополоснул лицо из рукомойника и оделся, лесник вручил мне двустволку для охоты на крупного зверя и повел к густому еловому подлеску, росшему в километре от кордона. С его правого плеча свисало видавшее виды ружье на пернатую дичь.

По дороге я подумал о кабане, который чуть не cнес чекиста Архипова.

– Устин Макарыч, тот кабан в смешанном подлеске держится?

– Да, слева от ельника. Как у тебя со стрельбой-то?.. Ежели что, целься кабану в точку между ухом и глазом, там черепная кость тоньше. Либо в сердце, под левую лопатку.

– Буду иметь в виду.

По ходу движения он счел нужным слегка просветить меня в отношении внешнего облика и повадок рябчика.

– Это тот же тетерев, только мелкий. С голубя будет, ну, может, немного больше. Умеет маскироваться, любитель поклевать семена, ягодки там разные, сережки, почки ольхи, березы. Выбрав для себя местечко для укрытия, меняет его неохотно. Зрение у него, надо сказать, не важнецкое, но вот слух – что надо! Потому говорим в полголоса, травой и ветками не шуршим… Птиц будем брать в подлеске «с подхода»… Тс-с!..

Лесник пригнулся, взял ружье наизготовку и зашагал c большей осторожностью. Я тоже стал ставить ноги аккуратно, не куда попало. Вот и ельник. Воздух пронизан запахом смолы и грибов, земля, словно мягким ковром, покрыта опавшей хвоей. Где-то чирикает зарянка, перекликаются клесты, тонко запела синица. В гостях у сказки, не иначе!..

Не успели мы пройти по подлеску и десяти шагов, как два рябчика шумно взмыли вверх. Черкасов среагировал мгновенно. Прозвучал выстрел, и обе крапчатые птицы, кувыркаясь в воздухе, упали на землю. Я отыскал их и положил в сумку. Еще пару птиц охотник подстрелил метрах в пятидесяти от кромки ельника.

Последних

двух рябчиков он позволил добыть мне. Подкравшись к стайке, кормившейся чем-то на земле и издававшей звуки, похожие на «фють-фюить», я вскинул ружье и когда птицы вспорхнули к верхушкам елей, выстрелил без промаха.

Глава 2

Возвращаясь к кордону той же дорогой, лесник не забыл показать мне место обитания вальдшнепов. Это был участок лиственного леса с полянами и просеками, поросший кустами малины, черники и боярышника.

– Вальдшнепу дождевого червя подавай, – пояснял по дороге фронтовик, – медом не корми! Не раз видел: стоит и тихонько длинным клювом по земле стучит, показывает, что дождь начался. Червяки слышат стук, подбираются поближе к поверхности, а он их хвать!.. Не откажется и от комариков, жучков разных…

Черкасов продолжал рассказывать о повадках птиц, как вдруг со стороны смешанного подлеска послышался выстрел, затем какая-то возня и громкий вскрик. Он застыл на месте, схватив меня за локоть.

– Похоже, тот самый секач… Данила, ты пошустрей будешь. Дуй туда!

Я сорвал с плеча двустволку и рванулся изо всех сил к подлеску. Лесник, тяжело дыша, поспешал за мной следом. Через считанные секунды я выскочил на частично открытое место и увидел, как крупный секач с огромными клыками мчится на человека в темно-синем чекмене, пытающегося встать с колен, чтобы подобрать выпавшее ружье. Было видно, что клык кабана повредил ему ногу ниже колена. Его длинновязый спутник, одетый в серую шинель с двумя георгиевскими крестами, с криками замахал руками, чтобы отвлечь на себя внимание зверя. Разъяренное животное отклонилось от первоначальной цели и повернуло к нему. Последовал выстрел из двустволки – мимо! А кабан был уже рядом. Человек в шинели в самый последний момент успел отскочить с его пути. Он пустил пулю из другого ствола, однако она лишь слегка задела звериный хребет, улетев в чащу. Свирепый секач круто развернулся и, задрав хвост, снова понесся на раненого. Тот спустил курок, но выстрела не последовало – осечка! Тогда он выхватил нож.

В этот момент я и вступил в дело. Вскинув ружье, навел ствол под левую лопатку зверя и выстрелил из двух стволов сразу. Секач сменил направление бега, протрусил метров тридцать и замертво свалился у края подлеска.

Человек в шинели подбежал ко мне и крепко пожал руку. Из-под козырька фуражки на меня доброжелательно смотрели небольшие зеленовато-карие глаза.

– Ох, и вовремя же ты появился, дружище, – прозвучал густой бас. – Этот чертов кабан едва не отправил нас на тот свет!

Мы подошли к раненному охотнику. Он был среднего роста, светловолосый, усатый, с голубыми глазами на загорелом продолговатом лице. На вид ему было столько же, сколько и его спутнику, лет тридцать пять.

– Я бы и без тебя, парень, справился, – сказал он, вставая на ноги и морщась от боли. – Уж нож достал, чтобы пронзить кабану сердце… Будем знакомы, подъесаул Благородов.

– Данила Нечаев, – пожал я протянутую руку, скрыв ухмылку: «Ага, заливай! Вепрь отделал бы тебя как Бог черепаху!» – Племянник лесника, приехал из Петродара помочь по хозяйству.

– А я подхорунжий Самохвалов, – улыбнулся длинновязый, скручивая из узкой газетной полосы козью ножку.

Тут и Черкасов подоспел. Поздоровавшись с казаками, он похвалил меня, оторвал от своей рубахи большой клок и перетянул им раненную ногу подъесаула.