Брат-зверь
Шрифт:
– Чего это нечего?
– Мозгов, дубина.
Грымт хмыкнул. Опустил секиру и сделал приглашающий жест рукой.
– Иди, поучи дурака.
Горыня без колебаний шагнул на крыльцо. Постучал. Рукавицы тяжелые, с нашитыми металлическими бляшками. Грохот пошел по всему лесу.
– Хватит, - наконец сказал Алексей.
– Уже после четвертого раза ясно, что дома никого нет. Грымт.
– А может, у нее уши заложило, - Грымт ухмыльнулся Горыне.
– Ща сделаю.
Замахнулся секирой так, что она сзади коснулась его пяток. Ударил. Дверь даже не вздрогнула. Секира отскочила, оставив лишь неглубокую
– Хватит, - взмахнул рукой Алексей.
– Дуром тоже не получается.
– Во, видишь, тобой не получается, - тут же ткнул пальцем в бок Горыня. Грымт несколько секунд смотрел не понимая. Потом проговорил.
– У тебя тоже ничего не вышло.
– Ну и что, главное у тебя ничего.
Алексей нахмурил лоб.
– Сергей, ты что-нибудь знаешь об этом?
Сергей подошел к отцу, улыбнулся.
– А ты пистолетом попробуй.
– Так, хватит. Делай давай. Строишь тут из себя ребенка.
Сергей торжественно посмотрел на Аленку. Она кивнула ему с серьезным видом.
– А сейчас вы не откроете, - сказал Сергей.
– Ночи надо ждать.
– Почему еще ночи?
– Так баба Яга ж только по ночам и выходит. Солнце ей больно не нравится. Зачем, думаете, ей нужны все эти гуси-лебеди? С ее-то возможностями, умением летать. Только потому, что гуси-лебеди легко себя днем чувствуют. Как раз когда жертва погулять выходит. На полянку там, в лесочек.
– Не умничай, - неожиданно резко даже для себя самого отрезал Алексей. Сергей сразу нахмурился. Поджал губы.
– Ждите ночи, хозяйка сама и выйдет, - выпалил он на одном дыхании и отошел.
Алексей недовольно выдохнул. Посмотрел на солнце. Светило, яркое, желтое блестит в самом центре неба. До вечера, как до Киева ползком. Перевел взгляд на сына. Сергей стоит к нему спиной. Что-то тихо говорит Аленке. Захотелось подойти, извиниться, но решил, что это не достойно мужчины.
На поляне все-таки решили не располагаться. Разбили лагерь на тропинке. Она как раз расширялась перед поляной как река, впадающая в море. За избушкой посматривали. Так, на всякий случай. Грымт притащил одного гуся-лебедя. Пристроился его ощипывать. Алексей посмотрел на белоснежную горку перьев, и ему стало тошно. Великан заметил его взгляд.
– Голодный? Я с тобой поделюсь.
В кусты Алексей не ломанулся только потому, что иначе растряс бы и точно обрыгался как говорится не сходя с места. Он отвернулся и дрожащим голосом попросил.
– Только не слишком чавкай.
– Ты что творишь?
– вмешался Горыня.
– Эти ж твари человечиной питаются.
– Ну и что, - Грымт с хрустом выдрал окорок размером с телячий. По пальцам побежали красные капли. Он взял палку начал накалывать окорок на нее.
– Я понимаю, если бы они великаниной питались. Я тогда б тебя сразу пристукнул, если бы рискнул попробовать.
Сергей чуть в отдалении сидел с Аленой. Среди золотого сенокоса он нашел золотой одуванчик. Преподнес его девушке, после чего рискнул поцеловать ее в щеку. Теперь сидел и гладил красный отпечаток на щеке от ее ладошки. На лице запечатлелось недоумение, а в глазах
– Сергей, - позвал Алексей сына, - иди сюда.
Сергей с готовностью поднялся. Быстро пошел к отцу.
– Разреши один вопрос.
– Да.
– Да это я так, надо же с чего-то разговор начинать. Не сидеть же молча.
Сергей недоуменно поднял бровь.
– Не хочешь с отцом посидеть? А вот мне хочется. Уважъ, пожалуйста.
С непониманием на лице Сергей вытащил из кучи натасканных великаном дров пенек. Сел на него.
Великан понатыкал вокруг костра целый лес палочек с насаженными на них кусочками мяса. Довольно облизывался, внюхивался в плывущие вокруг запахи. С мяса скатываются прозрачные капли жира. Шипят на углях.
К великану подошли гномы. Тот пригласил широким жестом. Горыня скривился. Махнул рукой на это безобразие.
Алексей оторвался от созерцания. Посмотрел на сына. Сергей сразу отвернулся. Сделал вид, что равнодушен. Ничего и никто ему не нужен. Особенно отец.
– Ничего, я тоже был таким, - сказал Алексей.
Сергей резко обернулся. Брови взлетели вверх. В глазах читалось: “Как ты смог прочитать мои мысли?”
– Не забывай, - Алексей чуть обернулся и посмотрел сыну в глаза.
– Все, что с тобой происходит, я давно пережил.
– Но это не дает тебе права, - Сергей шмыгнул носом, но тут же сделал лицо кремнем. Мол, я настоящий мужчина. А чтоб мужчина плакал…
– Да, ты прав, не дает.
Сергей уперся взглядом в небо. Вид такой, словно увидел там что-то настолько интересное, что все земное это так, ерунда. Алексей тоже посмотрел, но ничего особенного не увидел. Вот просто красивого - целое море. Например, низкие, и словно ватные кучевые облака. Они как будто специально созданы для того, чтобы сесть на них верхом и прокатиться. Облака, белоснежные лошадки.
– Сколько себя помню, - проговорил Алексей, - ты всегда любил смотреть в небо. Бывает, я отругаю тебя, а ты убежишь, сядешь грустный за кустом и смотришь. Глазки блестят. Бегают словно мышата. А помнишь, как на вопрос, кем ты хочешь стать, когда вырастешь, ты ответил: летчиком. Через секунду исправил на космонавта, а потом с серьезным видом заявил, что лучше всего - лучше, чем летчиком и космонавтом - это быть парашютистом. Мы тогда с мамой смеялись.
– Я помню, - Сергей улыбнулся.
– Тебе три года всего было.
– Все равно помню.
– Вундеркинд ты мой, - Алексей улыбнулся.
Сергей тоже улыбнулся. Потом, правда, спохватился: как бы отец не подумал, что наступил мир. Сделал сумрачное лицо, скривил губы, напустил грозу в глаза. Но через минуту расслабился - на лице появилось мечтательное выражение.
– Я до сих пор так считаю, - негромко проговорил он.
– Что?
– не понял Алексей.
– Что парашютистом быть лучше. Летчик, космонавт, они что - сидят в железе, за тремя слоями защиты. А парашютист открыт всему. Летчик может чувствовать только скорость, а космонавт лишен даже этого. Парашютист же чувствует все. Ему ветер бьет в лицо. Выжимает слезы из глаз. Он чувствует высоту, чувствует скорость, чувствует падение. Он может управлять своим полетом и знать, что делает это сам. Своими мышцами. А не механизмы делают за него. Это сказочно, это непередаваемо.