Брат
Шрифт:
Но она продолжала плакать и причитать о чем-то своем. Мама совсем больна, подумал он, и тут вовремя вспомнил, что у него сегодня утром важная встреча. Я всю ночь не спала, вспоминала его, каким он был, - продолжала она, тихо плача, не замечая его суетливых движений.
– Он много мне крови попортил, много нервов потрепал, бывало, ночами не сплю, жду его, волнуюсь, а он ни на утро, ни на следующее не приходил, пропадал по суткам, по неделям, я на первых порах звонила в милицию, по больницам, по моргам искала его, - она вдруг громко зарыдала, - но пусть лучше так, пусть все, что угодно, лишь бы был, лишь бы был мой сынок, - она немного
– Не то, что ты, сыночек, он был полной противоположностью тебе, будто вы не только не близнецы, но и не братья вовсе, совсем на тебя не был похож, ты спокойный, рассудительный, тихий, а от него, помнишь, вся улица в детстве плакала, как выходил, все прятались, знали - жди неприятностей, как Азад показался на улице... Ты что, Фуад, куда-то собираешься? ..
Эти двое ждали его, как договаривались, в маленьком, безлюдном переулке, аппендицитовым отростком уходящем от одной из центральных улиц города. Завидев его, они подошли и молча передали ему кулек из плотной бумаги, какие продают здесь на базарах. Он, не говоря ни слова, заглянул в кулек - там лежали деньги: две внушительные пачки зеленых купюр.
– Как договаривались, - сказал один из них.
– Будешь пересчитывать?
Он помотал головой.
– Не беспокойся, - сказал второй.
– Как в аптеке. Бумажка к бумажке.
– Созвонимся, - сказал первый, и они ушли.
Он взял кулек под мышку и вышел из переулка. Ноги сами привели его к Лале. Входя в подъезд, он поднял голову, оглядел фасад дома, окна на втором этаже, дом казался знакомым, а в подъезде он к тому же отчетливо вспомнил запахи, острые, сложные, неприятные запахи, которые никакими силами нельзя было выветрить отсюда. Как давно я здесь не был, подумал он, поднимаясь по лестнице, и тут вдруг очень ярко вспомнил объятия Налы, ее стоны в постели, которые приводили его в неистовство, их с ней любимые позы. Она открыла ему дверь и чуть не вскрикнула, увидев его на пороге. Вид у нее был крайне утомленный, усталый.
– Ты?!
– в каком-то суеверном ужасе воскликнула она.
– А ты кого-то другого ждала?
– спросил он входя.
– А? Что тут неожиданного, в моем приходе?
– Нет...
– растерянно проговорила она.
– Но мне... мне...
– Что тебе?
– спросил он, проходя в комнату и спокойно разваливаясь на диване.
– Давай, рожай.
– Мне сказали, что ты... что будто ты умер, - произнесла она наконец.
– Вот это здорово, - покивал он, разглядывая ее с ног до головы и тут вдруг ощутил сильный прилив желания.
– Еще что скажешь веселенького?
– спросил он, поднимаясь, подошел к ней вплотную, повалил ее на диван, и грубо, без всяких ласк взял, намеренно делая больно и получая удовольствие от ее криков. Потом, когда оба умиротворенные лежали на диване, он спросил: - Теперь убедилась, что я не умер?
– Теперь - да, - сказала она.
– Еще как не умер.
– Я приду сегодня ночевать, - сказал он.
– И может, завтра тоже. С матерью творится что-то неладное.
– А что?
– она спросила с такой заботливостью в голосе, что ему сделалось немного неприятно, и он пожалел, что вообще заговорил об этом. Надо было к Кате пойти, та не сует свой нос куда не надо, запоздало подумал он.
– Ну... странности...
– тем не менее, хоть и неохотно, ответил он.- Меня с Фуадом путает, и вообще...
– Но
– Тетя с ней побудет. Родни у нас, как собак нерезаных. Мне надо отдохнуть немного, ее разговоры меня раздражают, в последнее время вопросы какие-то нелепые задает...
– А ты сам нормально себя чувствуешь?
– спросила она.
– Нет, -сказал он.
– Ненормально. Вое время трахаться хочется, - он схватил ее в объятия, прижал к себе так, что она пискнула.
– Сперма ударяет в голову слишком часто, вот и болит голова.
Утром он позвонил матери.
– Ма, - сказал он, - у меня тут кое-какие дела, меня дня два не будет. Тетя Соня пусть ночует у нас.
– Фуад, дорогой, где ты был?
– по-старчески запричитала мать тут же, как услышала его голос в трубке, не вникая в то, что он говорит ей.
– Я так волновалась. Вчера Маша звонила из Москвы, тебя спрашивала, а я и не знала, что ей сказать.
– Ладно, ма, мне пора, вечером позвоню. Не забудь с тетей договориться, - и он повесил трубку.
"Бедная ма совсем плоха, - думал он, шагая по улице, -упорно зовет меня Фуадом... Скучает, видно, по нему... Впрочем, она и в детстве постоянно путала нас... Но Маша... Какого черта ей от меня нужно?.. Спрашивала меня, говорит... Странно, странно, весь мир свихнулся будто... Лучше б она за своим мужем ухаживала. Кажется, у них с Фуадом не очень-то ладится в последнее время... За три года ребенка даже не нажили..."
– Эй!
Окрик совпал с пронзившей его, как судорога, картинкой, вдруг вставшей перед глазами. Краешком сознания поняв, что окликнули именно его и окликнувший торопливо подходит, он неожиданно остановился, будто оглушенный, внезапно вспомнив стюардессу с подносом, себя в самолете, вонь от разутых ног, самолетный специфический холод, который сейчас достаточно явственно возник в его ноздрях. Что я там делал?
Что я там мог делать? Нет, ерунда какая, думал он растерянно. Не был я там и быть не мог, так, что-то застряло в памяти из прошлого, а будто вчера.
– Эй!
– и, обгоняя свой крик, кричавший побежал к нему, будто боясь, что он исчезнет, растворится в толпе. Добежал, наконец.
– Что?
– коротко спросил он.
– Что?! И ты еще спрашиваешь - что?
– с ходу рассвирепел кричавший.
– Три месяца тебя ищу. За тобой должок, забыл, что ли?
– Почему же, помню, - спокойно ответил он.
– И что же?
– Готов заплатить.
– Тогда гони два куска. И скажи спасибо, что беру без процентов.
– Спасибо, - он вытащил деньги, отсчитал двадцать сотенных зеленых купюр и протянул их неизвестному, но очень рассерженному мужчине, который при виде денег резко смягчился и подобрел.
– Я, честно говоря, вчера слышал в казино, что будто бы ты умер, Азад, чего только люди не напридумают, но когда сказали - от менингита, тут же понял - вранье... Такие, как ты, не умирают своей смертью... Если б сказали - от ножа, то еще можно было бы поверить...
Ты получил свои деньги?
– остановил он разговорившегося приятеля.
– Я больше тебе ничего не должен?
– Нет, больше ничего, я с тобой в расчете, -довольным тоном ответил тот.
– Тогда и я с тобой рассчитаюсь, - и мгновенно развернувшись, ударил мужчину в челюсть, тот отлетел, упал, начал, кряхтя, подниматься, но он не стал ждать дальнейших событий, повернулся и пошел дальше, куда направлялся до окрика.