Братик
Шрифт:
– Вы не поверите, Николай Афанасьевич, но именно Дмитрий изобрёл новый способ лечения переломов. Богата земля наша талантами.
Помещик окончательно поверил в мои таланты, когда я помог доку накладывать гипс и вполне грамотно ему ассистировал. Заодно успокоил Петю и предостерёг его от активных игр в ближайшие пару недель. Вся семья Радищевых была взбудоражена и взволнована. Фёкла Степановна, жена хозяина, искренне переживала за кровинушку. Вообще, между супругами был некий диссонанс. Достаточно простая, даже простоватая хозяйка и её более светский муж. Но семья была явно счастлива, судя по тому, как родители переживали за детей и с какими счастливыми глазами смотрели на их проделки. Я и не знал, что у дворян бывают такие отношения. Из
Вечером в чисто мужской компании, куда я был приглашён Радищевым, пообщались на общие вопросы. В первую очередь коснулись медицины. Док донёс до помещика наши опасения, и он пообещал поспособствовать тому, чтобы чиновники начали шевелиться. Калуга и Малоярославец города транзитные и никому не хочется оказаться в эпицентре эпидемии. Периодически в разговоре помещик перескакивал с французского на немецкий и даже на польский, а иногда на латынь. Шафонский же спокойно отвечал ему на этих языках. К моему глубочайшему удивлению, Дёмка неплохо понимал первые два языка. Только я наши умения демонстрировать не стал. Неплохо так посидели в кабинете помещика, иногда приятно просто побеседовать с образованными собеседниками на общие темы. Немного выпили весьма недурного вина. А я ещё отдыхал душой, наслаждаясь самой манерой и стилем общения. Будто погрузился в сказку. Последующие события показали, что сказки бывают разные и не всегда добрые.
Каждое утро нашего небольшого коллектива начинается с разминки и тренировки. Я натаскиваю Пахома с братьями в борьбе и рукопашке. Они меня во владении саблей и кинжалом. С шестопёром у меня получается как-то само собой, будто с детства изучал технику владения этой дурындой. Просто периодически держу её на вытянутой руке, попеременно их меняя. Для своих занятий мы выбрали задний двор, где был достаточно большой парк. Несмотря на дождь, мы провели полноценную тренировку, начав с пробежки. Ранее казаки эту дисциплину игнорировали, но постепенно привыкли.
Возвращаемся довольные и распаренные, в предвкушении мытья и сухой одежды. По-доброму подкалываем друг друга. Особенно досталось Сашке, который сегодня умудрился два раза упасть на ровном месте. Жизнь в усадьбе давно кипела и народ сновал туда-сюда по своим делам. Может, господа и спали часов до восьми, но у обслуги такой возможности не было. Уже заходя в дом, мазнул взглядом по одиноко стоящей женской фигуре в какой-то изношенной одежде. Хотя такой внешний вид – это нормальное состояние для крестьян. Юбка с блузкой непонятного цвета, старый платок, ещё и босиком. Это дворня одевается достаточно прилично, чтобы не раздражать своим видом господ. А у простых крепостных есть всего один комплект приличной одежды, который надевается по великим праздникам. С обувью проблемы даже у взрослых, в лучшем случае онучи. Я бы и не обратил внимания, но столько безнадёги было в сгорбленной фигуре. А подойдя поближе, меня просто обожгло отчаяние, плещущееся в глазах этой нестарой ещё женщины. Меня давно не смущают местные ароматы и внешний вид простых пейзан. Так что запах застарелого пота, грязные ногти рук и ног воспринимаю вполне нормально. Пропускаю это сквозь себя, будто смотрю фильм.
– Что случилось? – вежливо спрашиваю крестьянку.
Та вздрогнула, будто только сейчас меня заметила. Какое-то время она набиралась сил и вдруг рухнула на колени, начав тихо просить:
– Прости, барин. Очень дохтур нужен. Дозволь поговорить с ним, что есть забирай, но помощь потребна. Мужик мой совсем плох, а без него нам никак.
– Сейчас я переоденусь и пойдём посмотрим, – говорю бабе и направляюсь в дом.
– Дык, барин. Мне бы дохтура, – несётся вслед.
Блин, надо было на коне ехать или попросить телегу запрячь. Дождь идёт уже дня три, и дороги превратились в кашу. Это около усадьбы ещё нормальный подъезд, даже камнем вымощен. До деревни пришлось топать через подлесок по размокшей тропе.
Деревня производила тягостное впечатление. Понятно, что я в основном сравниваю с архитектурой и бытом моего времени. Но эти невысокие избы, покрытые соломой, с небольшими окошками, затянутыми пузырём, и ещё более убогие хозяйственные пристройки сильно отличаются от представлений моих современников о быте предков. В голове сразу появился братик, который напомнил, что так живут везде. А редкие дома, как у убитого дядьки Авдея и зажиточных хозяев, скорее, единичные случаи. У крестьян просто физически нет времени покрыть крышку дранкой, да и финансово это затратно. Дома ставят обычно всем обществом, в первую очередь для молодожёнов. Остальные живут в дедовских избах, время от времени их подлатывая.
Заходим на относительно чистый двор и далее по крыльцу в сени. Ну что сказать, первое впечатление меня не обмануло. Добротный дом, признаком достатка являются деревянные полы. Не привычные доски в нашем понимании, но тем не менее. Печь топится по-чёрному и дым уходит в специальное боковое окошко. И картина маслом – семеро по лавкам. Несколько детей под присмотром сухонького дедка плетут корзины. Я насчитал шесть детишек в возрасте примерно от четырёх до двенадцати лет. Совсем мелкого баюкала девочка лет четырнадцати. На полатях лежал крепкий мужик с перевязанными каким-то тряпьём руками. Крупная испарина и нездоровый блеск глаз намекали, что именно ему и нужна помощь. Рядом сидела мутная бабка, зыркающая на меня из-под платка подслеповатыми глазками.
– Здравствуйте, люди православные, – на полном серьёзе обращаюсь к присутствующим.
Ответили вразнобой, но громко. Дети, несмотря на худобу, что является отличительной чертой этого времени, более или менее чистые и без явных признаков кожных заболеваний. Хотя у девочки и деда лицо изрыто оспой.
– Ну, – делаю умный вид и присаживаюсь напротив мужика, – рассказывай, чего произошло.
– Руки повредил, обе сразу. Брёвна катали, вот сам не знаю, как так получилось. Сначала думал просто зашиб, а после одна рука опухла, за ней вторая. Вот бабка Дарья, знахарка наша, дощечки какие-то приложила, да мазью мажет, но совсем худо мне.
Глянул на конкурентку, которая сразу отстранилась от меня подальше. Я понимаю, что знахарка там и так далее. Но ведь должен же быть в деревне свой костоправ. От травм никто не защищён, их же как-то лечили раньше. Попросил развязать грязную тряпицу и прифигел. Опухшая рука, обмазанная какой-то смердящей смесью, и перетянутая верёвкой, поддерживающей две дощечки. Это шины, наверное.
Захожу в господский дом и скидываю сапоги, надев домашние туфли. Не топать же грязными сапогами по надраенному паркету. Как выяснилось, местный костоправ уже отбыл на промыслы. Покров день прошёл, урожай собран, озимые засеяны и народ начал потихоньку разбредаться по отхожим промыслам. А у Михаила, местного крестьянина, чья семья славится плетением корзин, случилось несчастье. И помочь пытается какая-то непонятная бабка, которую я бы даже туалет чистить не допустил.
– Где вы ходите, Дмитрий? – спрашивает меня Шафонский, обнаруженный в зале, беседующий с хозяевами.
Здороваюсь с беседующими и усаживаюсь в кресло. Радищевы сегодня более спокойны, вчера они сильно перенервничали. Хотя травма у сына пустяковая и лечится этим самым упомянутым костоправом. Собираюсь с мыслями, надо как-то донести до помещика, что никто не лезет в его епархию. А то самодуров хватает, судя по Дёмкиным воспоминаниям. Есть такие ублюдки, которые ни одну дворовую девку не пропустили и крестьян просто так мучают. Наш бывший хозяин Уваров на их фоне ещё был достаточно либерален – насиловал и порол в меру. В душе начало шевелится что-то такое злое и нехорошее. Братик всё помнит и ничего забывать не собирается. Успокаиваю его и начинаю разговор.