Братство Астарты
Шрифт:
— Наврус, может, отправить тебя в цирк? Там твои актерские ужимки найдут должное понимание.
Стратилат тут же склонился в низком поклоне императору:
— Готов служить своему базилевсу везде, куда бы он меня ни послал, но здесь, на поле боя, клянусь вам, мой император, от меня вам будет куда больше пользы.
Константин не включился в прения и лишь нахмурил брови. Фесалиец, уловив сигнал, не стал более гневить «богов» и перешел к делу:
— Сотня вендов отрывается от общей массы конницы и устремляется к воротам. Солнце светит горожанам в глаза, у вендов прекрасные лошади, и их
Наврус поклонился, как в театре:
— Все — город ваш, мой император!
Фесалиец замолчал, и на зал опустилась полная тишина, но теперь никто не прятал глаза. Наоборот, все взоры устремились на базилевса, ожидая его решения.
Император, дав себе паузу на обдумывание, произнес:
— Кто-нибудь хочет возразить или добавить?
Константин ни на кого не смотрел и не ждал ответа, прокручивая в голове все аспекты плана. Наконец он огласил вердикт:
— Хорошо! Сколько тебе надо времени на подготовку?
— Все готово, мой император. Дадим день легионам, только чтобы излишне не суетились, и послезавтра с рассветом можно начинать.
Наврус довольно сиял — все прошло как нельзя лучше. А Константин, внимательно посмотрев на стратилата, неожиданно поднялся и, не говоря ни слова, двинулся к выходу. Охрана, грохоча подкованными сандалиями, последовала за ним. Все присутствующие склонились в глубоком поклоне и провели в нем все время, пока полог шатра за ушедшим базилевсом не перестал качаться. Варсаний исчез так же незаметно, как и появился, стоило лишь императору покинуть зал, и поскольку никаких дальнейших указаний не последовало, то все неловко продолжали топтаться, не зная, что делать. Василий, решив немного развлечься, нагнулся к сестре, и прошептал ей на ухо так, чтобы его было слышно в ближайшем окружении:
— Как ты находишь план Навруса? По-моему, глупо и надумано, как обычно.
Зоя подняла на брата невинный взгляд:
— А что, был какой-то план? Я ничего слышала — лишь карканье павлина, распушившего хвост.
Вокруг все замерли, навострив уши. Фесалиец от бешенства сжал кулаки так, что побелели костяшки. Наследник, скривив рот в презрительной усмешке, процедил сквозь зубы:
— Павлин? Не пойму, где ты увидела павлина. По-моему, это был вульгарный петух с претензией на театральность.
Окружение Василия подобострастно захихикало, но большинство в зале шутку не оценило, зато Зоя, впившись взглядом в лицо Навруса, наслаждалась ненавистью, источаемой ее врагом. На ее хорошеньком кукольном лице замерла садистская гримаса, а слова наполнились ядом:
— Не тот ли это кастрированный старый петух, что подобрал и подкармливает из жалости наш отец?
Это было уже прямое оскорбление. Наврус обязан был ответить. Он понимал, что его специально втягивают в скандал, но ничего не мог поделать — ярость захлестнула его:
— Кому, как ни вам, Ваше Высочество, разбираться в петухах и павлинах, ведь у вас вся свита из них состоит.
В зале повисло напряжение тщательно сдерживаемого смеха. Золотую молодежь из гвардейской конницы в армии недолюбливали. Маленькое лицо Зои стало похоже на мордочку озлобленной собачонки, которая вот-вот оскалится и зарычит:
— Зависть — это плохо, Наврус. Не надо завидовать настоящим мужчинам, даже если ты сам жирный кастрированный уродец!
Принцесса никогда не отличалась деликатностью, но и Фесалиец тоже завелся:
— Бог всем нам чего-то не додал: кому красоты и здоровья, кому доброты, а кое-кому он явно поскупился на мозги.
Василий стоял весь бледный, стараясь подобрать хоть какие-то слова, а Зоя, чьи истерические припадки стали настоящим кошмаром для дворцовой челяди, смогла лишь прошипеть в ответ:
— Оскорбление высочеств и императорской гвардии при свидетелях! Думаю, такое, Наврус, тебе с рук не сойдет!
Легаты и секретари штабов, видя, что дело принимает скверный оборот, потянулись к выходу. «Попасть под горячую руку? Нет уж, благодарим покорно!» — говорили их затылки. Наврус почувствовал пустоту за спиной, да и под ногами тоже. Константин сам никогда не стеснялся в выражениях по отношению к своим отпрыскам, мог и ударить, если те попадались в моменты ярости, но ото всех других требовал жесточайшего исполнения этикета. Проявление неуважения к семье — в любой форме — могло стоить не только карьеры, но и жизни.
Помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. Михаилу надоело быть сторонним наблюдателем, и он решил принять участие в забаве.
— Я не слышал никаких оскорблений. Напротив, мне кажется, именно ты, Зоя, ведешь себя как тупая злобная сука! — Стянув губы в хищной ухмылке, он просмаковал еще раз, медленно и со вкусом: — Как злобная сука!
Последние слова упали в толпу, как капля катализатора в раствор, мгновенно ускорив стремление почтенных командиров покинуть шатер. Никому не хотелось оказаться втянутым в битву титанов, поскольку ничего, кроме неприятностей, она не сулила.
— Что! — Зою сорвало окончательно, и голос превратился в настоящий вой: — Кого это ты, ублюдок цирковой шлюхи, назвал сукой!
Василий и его свита схватились за пояса, где обычно висело оружие, но на Михаила это не произвело никакого впечатления. Невысокий, на пол головы ниже Василия, он слыл первоклассным бойцом как на фехтовальной дорожке, так и в борцовском зале. Приятные черты лица Михаила испортила злая гримаса:
— Хочешь, чтобы я отлупил тебя и твоих павлинов, как в прошлый раз?
Неприятные воспоминания отразились в глазах Василия, его взгляд заметался, пересчитывая своих и чужих. Подсчеты явно оказались не в его пользу, и он поднял руку, успокаивая свой эскорт:
— Позже! Позже, друзья мои! — И добавил еле слышно, едва шевеля губами: — Придет время, и мы за все поквитаемся!
— Трус! — Зоя, оттолкнув брата выскочила вперед. Она еще не знала, что будет делать, но бешеная ярость, клокочущая внутри, требовала выхода. Выход нашелся в древней амфоре, стоящей на постаменте за троном. Ни на миг не усомнившись, хрупкая девушка метнула дорогущую керамику в голову ненавистного родича.