Братство Креста
Шрифт:
Он задержал дыхание и с головой нырнул в пахнущую хвоей воду. Мгновенно исчезли все звуки: бульканье воды в котле, шум дождя за окнами, грохот забиваемых свай на Невском…
Остался только ровный гул и ее ласковые ладони…
Вот так, запереться от всех, залечь в дождливый день в ванну, и никому не открывать…
— Да, милая, — сказал он, выныривая, — ты права. Нам нельзя быть долго вместе, я превращаюсь с тобой в жирного гуся. Недаром Озерники интересовались моей печенкой…
— Не крути головой! — Надя притворно взвизгнула, когда он вслепую ущипнул
— Это уже не кровь, это ерунда.
— Артур, я боюсь…
— Ничего страшного. Подумаешь, размяться раз в десять лет.
— Это называется «размяться»? Повернись! — Она принялась намыливать ему спину. — Обещай мне, по крайней мере, что с этим будет покончено!
— С чем покончено? С Озерниками?
— У меня мороз по коже, когда я слышу это слово!
— Я обещаю тебе, что с ними будет покончено!
Он приоткрыл один глаз и попытался засунуть руку ей под фартук, но Надя ловко отстранилась. Она была слишком рассержена и никак не желала начинать игру, даже не пожелала купать его, раздетая. В принципе, Артуру так еще больше нравилось, когда жена оставалась в длинном хлопчатом халате и широком резиновом переднике. Халат всё равно очень быстро промокал насквозь, а иногда она его просто не успевала снять…
— Это же не люди! — Коваль почувствовал, как вздрогнула ее рука с мочалкой. — Мне Христя всё рассказал, и Серго тоже. Артур, это не люди, они хуже летунов…
— Теперь их будут травить повсюду, пока не вычистят заразу. Мы хотели немножко сыграть на этом деле в пользу нового Пакта, подтолкнуть удельных князьков к объединению, чтобы не звенеть оружием, а Деда допросили — и что вышло? Видишь, еще суток не прошло, а оказалось, что Прохор Второй накаркал, когда в нашей пьесе участвовал. Они действительно по всему западу готовились, должны были одновременно, по указке Карамаза, химию сбросить, и бомбы, и пожары…
— Да зачем такие страсти?
— Не зачем, а кому это выгодно? Карин сам бы до такого не додумался. Он там, на югах, можно сказать, на благодатную почву попал. Когда народ в черном теле держат, ему завсегда клапан нужен, пар выпустить… Проще всего сказать, что всё зло от обычаев чужих идет. До Италии посольство польское не допустили, греков подмяли, болгар, только это положения не спасает. Кого подмяли-то? Людей всё равно мало, не зажируешь. Им караванные тропы нужны, им север нужен…
Коваль вздохнул, и послушно повернулся, подставляясь под прохладную струю из кувшина.
— Я не могу отсиживаться, когда мои друзья лезут под пули, — сказал он.
Надя свирепо пошуровала кочергой в печи, открыла заслонку второй ванны и преувеличенно громко зазвенела тазами.
— Ты будешь теперь лично участвовать в каждой уличной драке? Нет, мне действительно лучше уехать и не видеть всего этого!
Артур зажмурился и снова нырнул, чувствуя, как кожа начинает дышать, как открываются бесчисленные поры…
«Что-то сердце сегодня стучит не по делу, или стар становлюсь? — подумал он, выпуская изо рта тонкую струйку пузырей. — Или дождик второй день, такой тоскливый?»
Внезапно он ощутил легкий укол в левой стороне груди и сразу же напрягся. Это не сердце, сердце так не болит… Они оба взвинчены, потому что должно произойти что-то плохое. Он никак не мог представить, что же плохое может произойти, когда самое ужасное закончилось и впору было взять недельку отдыха… Когда начинало вот так, слегка щемить под левым соском, это говорила всегдашняя интуиция, выработавшаяся еще в самые первые дни после Пробуждения, то самое чувство, которое компенсировало ему нехватку знаний о новом мире и спасало его в самых жутких передрягах…
Губернатор шел в атаку на Ладожские скиты, и сердце не болело. Он отправлялся в опаснейший поход через Мертвые земли и знал, что гибель уготована кому-то другому. Но сегодня оно вернулось, и вернулось к обоим…
— Надежда, — позвал он, до боли растираясь жесткой мочалкой, — Надя, ты слышишь меня?
— Слышу…
Она распустила волосы, чуть качнула бедрами, но не подошла. Так и стояла, приложив озябшие руки к печке; от ее длинного, как кавалерийская шинель, халата, валил пар. Мокрый хлопок облегал напряженные ягодицы и лодыжки, там, где передник не защищал от брызг.
— Это никогда не кончится, да, Кузнец?
— Никогда, милая, — он, не отрываясь, смотрел, как уходит в воронку грязная вода. Через несколько секунд в пустой мраморной чаше станет зябко, но тем приятнее окажется вторая, чистая ванна, насыщенная терпким брусничным отваром… Парадные окна запотели, на свежевыкрашенных стенах отслаивалась штукатурка. Артур машинально отметил, что следует вздуть Мишку Рубенса, вместе с малярами, но ругаться тут же расхотелось. Он вспомнил, что в этих залах мирно почивали когда-то обломки скифской цивилизации, еще оставались темные места от настенных экспонатов, и можно было различить вмятины в паркете, оставленные кусками каменных гробниц.
— Самое обидное, что вся эта мышиная возня идет по кругу, — стуча зубами от холода, сообщил супруге губернатор. — Я приходил сюда много лет назад, когда сияли люстры, и щелкали фотоаппараты. Я болтал о кино, о любимых мотоциклах, бродил под ручку с девчонками и представлял себе этих кочевников, как они разоряют города, закидывают горящими стрелами соломенные крыши и пьют вино из черепа врага… Ты представь, от них же ничего не осталось! Ничего, кроме пары глыб, на которых в подвале сейчас разделывают мясо…
А потом на их курганы пришли другие воины. Этим тоже казалось, что они живут в центре Вселенной, пока их кости не растворились в земле. А через тысячу поколений совсем другие люди накопили денег, чтобы нанять археологов. И приволокли всё это добро сюда! И я платил тридцать рублей, чтобы галопом пробежаться мимо. Никого эти бусинки и шарики не занимали… А потом — раз, точно сквозняком дунуло, и снова нет ничего. Нет тех, кто смеялся над теми, кто откапывал тех, кто пили вино из черепов, и так далее…Ты же умная у меня, разве ты не понимаешь?